Это в интересах банка. Не только вложенный вами капитал, а также, и даже в первую очередь, ваша репутация, не говоря уж о моей, заслуживают, чтобы мы пожертвовали справедливостью и истиной в пользу чести.
Ян повернулся к нему и какое-то время молчал – невозмутимый, непроницаемый.
– Вы правы, – сказал он наконец.
И опять Бриджмен был в замешательстве. Он готовился долго и пылко убеждать, однако здравый смысл того, кто звался сейчас Яном Хендриксом, представил ситуацию во всей ее отталкивающей наготе. «Странный малый», – подумал Бриджмен. От такой понятливости становилось не по себе.
Через три дня, как и предвидел Бриджмен, в банк явился некий тип, талантливо сочетающий в себе подобострастие и осторожность. Это был мистер Паркинс, поверенный в делах Косгуда. Он завел витиеватые речи, переплетая сожаления графа Косгуда о пережитых джентльменами злоключениях с его же возмущением, вызванным бесстыжими россказнями негодяев, попавших в руки полиции. Мыслимо ли, чтобы граф, друживший с Исааком Ньютоном и Соломоном Бриджменом, мог устроить нападение на своего друга в его же собственном доме! В общем, стряпчему поручено сообщить джентльменам, что его клиент не имеет ни малейшего касательства к этому неслыханному преступлению и надеется из их собственных уст услышать подтверждение своей невиновности.
Наилучшим ответом этому велеречивому лицемерию (и Ян, к восхищению Бриджмена, еще раз это сразу же понял) было молчание. Когда поверенный закончил, Бриджмен и Ян воззрились на него, не говоря ни слова. Их безмолвие стало гнетущим, и стряпчий начал терять уверенность. Бриджмен изобразил на лице скуку, а Ян смерил визитера недобрым взглядом. Он, не шелохнувшись, выслушал речь Паркинса, обращавшегося в основном к Бриджмену, очевидно принимая молодого человека за простого статиста. Наконец Ян спросил безразлично:
– Сколько?
– Простите? – переспросил, повернувшись к нему, сбитый с толку стряпчий.
– Вы меня слышали.
– Я не понимаю… – продолжал упорствовать Паркинс, обращаясь к Бриджмену, чтобы тот прекратил эти неподобающие вопросы. Но Бриджмен и бровью не повел.
– Сколько ваш клиент дает, чтобы обелить свою честь? – четко выговорил Ян без всякого снисхождения.
– Но… честь бесценна, сэр, не вам ли…
– Жизнь тоже бесценна, стряпчий. У вас с собой вексель, так что покончим с кривлянием.
Властный тон Яна выбил у Паркинса почву из-под ног. Бриджмен с трудом скрывал свое веселье.
Стряпчий возвел глаза к небу, словно призывая Бога в свидетели.
– Джентльмены, в самом деле, достойно ли примешивать денежные расчеты к защите чести и…
– Ничуть не менее достойно, – оборвал его Ян, – чем прикарманить вексель, если мы его не потребуем.
Намек был оскорбительным, но стряпчий угодил в ловушку: задание надлежало выполнить любой ценой, чтобы избежать громкого скандала.
– Если уж речь зашла об этом… то что бы сказали джентльмены о трехстах гинеях?
Ян покачал головой.
– Вы же не хотите уйти несолоно хлебавши? Кончайте.
Паркинс посмотрел на Яна, явно пораженный холодностью этого Адониса. Потом тяжело вздохнул, достал из своего кармана свернутую в трубку бумагу и вручил ее Яну. Вексель был на пятьсот гиней.
– Не слишком высокая цена за две человеческие жизни и за каплю воды, чтобы отмыть подлость, – сказал Ян.
Паркинс покраснел, встревожившись.
– Но презрение, которое внушает это дело, – продолжил Ян, – запрещает нам продолжать торг. Мы берем вексель, мистер Паркинс. Всего хорошего.
Ян приготовился встать, но поверенный поднял руку.
– Сэр, не угодно ли взамен подписать вот это заявление, – сказал он, извлекая из своего кармана другой документ.
Ян развернул его: это было обязательство признать, что бесстыдные и нелепые измышления злоумышленников, покушавшихся на жизнь Соломона Бриджмена и Яна Хендрикса, были, по их глубокому убеждению и чести, совершенно безосновательны. Бриджмен велел слуге принести чернильницу и перо, и они с Яном подписали документ, потом присыпали его песком, чтобы высушить чернила, и вернули поверенному.
Уходя, мистер Паркинс бросил на Яна долгий взгляд. Когда он вышел, Бриджмен хлопнул себя по ляжкам и дал волю своему веселью.
– Черт побери, Ян, это мне надо у вас поучиться!
– Кстати, об учении. Что стало с рукописями вашего друга Ньютона?
– Наследники поделили их между собой, вконец перессорившись, и, думаю, почти все продали.
– А у вас самого что-нибудь осталось?
– Да, – кивнул Бриджмен. – Я вам покажу.
– Как он работал?
– Не знаю, поскольку видел только один его инструмент – атанор.
– Атанор?
– Это такая особая печь, в которой он проводил опыты, – ответил Бриджмен, жестом показав примерный размер аппарата.
– Где он?
– Кажется, достался племяннице и ее мужу Джону Кондуиту. Учитывая славу Ньютона, на все его вещи нашлись охотники.
– Есть у вас адрес этого Джона Кондуита?
– Да, – ответил заинтригованный Бриджмен.
– Не окажете ли любезность съездить со мной к нему?
На следующий день после визита Ян с Бриджменом привезли домой странную чугунную печь высотой фута в два, пузатую и тяжелую, – атанор. Кондуиты были даже рады избавиться с выгодой от предмета, назначения которого не понимали.
Ян Хендрикс заплатил сто пятьдесят гиней. Сказочный барыш для Джона Кондуита.
– Таким образом, неудавшееся нападение принесло мне сто гиней, – заключил Ян, прежде чем они уселись за стол.
– Сто гиней?
– Моя доля в векселе Косгуда составляет двести пятьдесят гиней. После этой покупки остается сто.
– Ян, среди сюрпризов, которыми вы меня то и дело балуете, есть один, который я ценю особо, – сказал Бриджмен, поднимая свой бокал, – потому что долго был этого лишен:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130