Чья?
Моя? Ее?
Стон, счастливый всхлип, мышцы вьются под кожей, кровь закипает золотыми
пузырьками… Ее? Моя?
Как уловить, кто главнее в этой смертельно-сладкой схватке, кто берет, кто
отдает, если оба Ц сильнее?
Если два тела стали одним целым, и дыхание одно на двоих, а кровь общая, и жи
знь общая, и счастье поднимает над землей и швыряет за грань небес Ц как р
азличить?
И надо ли различать, если любовь Ц это двое?
Только тогда в этом смысл, и тайна, и счастье, и боль, и ослепительный свет п
од стиснутыми веками, и боль, мгновенно переходящая в блаженство? Как пон
ять, из чего это все состоит?
И надо ли понимать?
Мэри не видела ничего. Она была ветром и травой, солнцем и водой, она умира
ла и воскресала, едва успевая удивиться тому, что все-таки жива.
Оказалось, что вся ее жизнь не стоила ничего, потому что только сейчас она
жила по-настоящему. Только сейчас, в объятиях Билла она видела истинные ц
вета земли и неба, слышала все звуки, пронизывающие лес и сплетающиеся в у
дивительную симфонию, вдыхала аромат трав и цветов и сама была этими цве
тами и этой травой.
Она таяла от счастья в этих сильных, уверенных мужских руках, она пила его
поцелуи и наслаждалась запахом его кожи, она ненасытно и смело ласкала, г
ладила, впивалась, познавала, брала и отдавалась, не сомневаясь и не задум
ываясь.
Впервые в жизни она чувствовала себя целой, единой, могучей и прекрасной,
почти бессмертной и очень красивой.
Они сплелись в неразделимом объятии, превратились в изваяние, замерли Ц
но только на мгновение, а потом что-то изменилось в мире, и старая яблоня п
одхватила раскидистыми ветвями их общий счастливый крик…, смех? Стон?
Какая разница!
И солнце взорвалось от прикосновения к коже, разлетелось на тысячу тысяч
звезд, тьма окутала их плечи и вознесла в такую высь, что и не рассказать с
ловами.
И они летели, обнявшись, сквозь теплую, нежную тьму, а в конце вспыхнуло но
вое солнце, облило их золотом новорожденных лучей, но позже снова явилас
ь тьма и мягко опустила их на невидимый и мягкий, как пух, песок времени, ук
утала плащом вечности и оставила отдыхать.
Они лежали в траве, ошеломленные, вычерпанные до дна, измученные и счастл
ивые, не в силах разомкнуть объятий. Как ни странно, яблоня, трава и солнце
остались на месте, хотя в принципе этого не могло быть.
Мэри вытянула голую ногу, коснулась кончиком пальца чашечки львиного зе
ва. Оттуда с укоризненным гудением вылетел здоровенный шмель, покружил н
ад ними и улетел восвояси.
Мэри засмеялась, и у Билла немедленно побежали мурашки по спине.
Льдинки и шампанское. Золотые пузырьки.
И счастье без конца.
Ц Мэри?
Ц М-м-м?
Ц Я тебя люблю.
Ц И я тебя.
Ц Мэри?
Ц А?
Ц Ты моя женщина.
Ц Да.
Ц И ты всегда будешь со мной.
Ц Всегда.
Ц А я всегда буду с тобой, потому что я твой.
Ц Мой. Твоя. Ох, до чего же здорово…
Полежали, помолчали, остывая.
Ц Мэри?
Ц А?
Ц Я тебя…, тебе не больно…, ну…
Ц Билл!
Ц Что?
Ц Я тебя люблю.
Как правило, разговоры всех на свете влюбленных довольно бессодержател
ьны на вид, хотя на самом деле полны глубочайшего смысла.
Просто это смысл только для двоих.
Билл подтянул к себе ногой рубашку и укутал плечи Мэри. Она блаженно вздо
хнула и уткнулась носом ему в грудь. Он замер, страстно желая, чтобы этот м
иг не кончался никогда.
В этот момент в маленький Эдем ворвался энергичный голос, хорошо им знак
омый.
Ц … Харли, я за последнюю неделю только и делаю, что таскаюсь к тебе на хол
м. Это неприлично, в конце концов!
Ц Хо-хо, предпочитаешь, чтобы я к тебе таскался с пузырем под мышкой?
Ц Старый охальник! Нет, Бримуортиха права. От Уиллингтонов одни неприят
ности. Ты подумай, что ж я, девочка Ц по горам прыгать?
Ц А чего это ты орешь, Горти? Я не глухой.
Ц Глуп ты, Харли Уиллингтон, как пробка!
Мэри прыснула, вскочила на ноги, сгребла одежду и бросилась в кусты. Билл п
ережил небольшой сердечный приступ при виде обнаженной возлюбленной, а
потом поспешно присоединился к ней. Надежно укрывшись в зарослях боярыш
ника, они торопливо одевались.
Ц А почему Гортензия так кричала, правда?
Ц Ох, Билл, неужели не понял? Она же нас предупреждала.
Ц Ты думаешь, она догадывается…
Ц Бабушка Гортензия всю жизнь проработала акушеркой. Мечтала о собстве
нных детях, но Бог не дал. С тех пор, как она это поняла, у нее одна цель в жизн
и. Как бы это помягче выразиться… Чтобы все плодились и размножались.
Ц Вообще-то не все бабушки так относятся к…, э-э-э…, этому процессу.
Ц Да. Не все. Но моя Ц особенная. Бабушка Аманда такая же была.
Ц Честно говоря, мой дед тоже.
Ц Не зря у них одна компания в юности была.
Твой дед ухаживал за моей бабушкой Амандой.
Только они все время ссорились. А Гортензия их мирила.
Ц Знаю. Они с Амандой чуть не расписались, но поругались на пороге мэрии.
Ох, Мэри…
Ц Ты чего?
Ц Ведь если бы они не поссорились, мы бы сейчас не были вместе!
Мэри рассмеялась и обвила руками шею Билла.
Ц Боевой офицер! Вы совершеннейшее дитя!
Они немного побродили по лесу, чтобы унять легкую дрожь в коленях и подоз
рительный блеск в глазах. Говорили о всякой ерунде, держались за руки и бе
спрерывно целовались. Мэри щебетала, словно птичка, Билл был бесконечно
и полностью счастлив.
Поэтому и только поэтому он утратил свою обычную осторожность и не обрат
ил внимания на негромкий шорох в кустах, уже возле самого дома.
Если бы Билл был внимательнее, да еще и обернулся бы напоследок, то наверн
яка разглядел бы горящие животной злобой глаза на прыщавом лице Сэма О'Р
ейли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44