Вы можете себе это позволить, потому что уплатили пару паоли за вход? Тогда, поистине, не стоит труда принимать близко к сердцу ваше мнение, подумал я, и впредь старался, насколько возможно, руководствоваться этой мыслью».
Друзья-актеры отлично понимали скверное состояние души Джоаккино после такой премьеры. А Джельтруда Ригетти-Джорджи вспоминала, что «Россини покинул театр с видом самого равнодушного зрителя». Она-то представляла, что может твориться в его душе! Решив хоть чем-то ободрить своего старого приятеля, певица направилась после спектакля к нему. Россини был уже дома. И каково же оказалось удивление Джельтруды, обнаружившей, что тот сладко спит!
Спокойствие это или безразличие? Вряд ли… А может, бравада? Вполне вероятно. Скорее же всего – сильная воля подлинного художника, умеющего подходить к своим произведениям объективно и сурово-критически. Разве в «Цирюльнике» совсем не было недостатков на этой злополучной премьере? Были, и ему, как автору, это видно лучше всех. Джельтруда Ригетти-Джорджи рассказывала, что «на следующий день Россини убрал из своей партитуры все то, что казалось ему действительно достойным порицания». Но было неизвестно, какое впечатление произведут на публику эти изменения. А выдерживать оскорбления оказалось слишком тяжело. Джоаккино притворился больным, чтобы, согласно контракту, не идти в театр и не появляться за чембало. И напрасно! В этот день оперу выслушали с большим вниманием и наградили бурными аплодисментами! Трудно сказать, отчего произошла такая резкая перемена. Впрочем, можно предположить и то, что в первый раз публика действительно слушала «Цирюльника» невнимательно, а может, на другой день не было клакеров. Во всяком случае, по свидетельству журнала «Кракас», создание Джоаккино нашло путь к сердцам слушателей. «Если в первый вечер „Севильский цирюльник“ не встретил одобрения публики, то на втором и других последующих (вечерах. – О. К.) его оценили по достоинству, и он вызывал такой энтузиазм, что театр звенел от «Да здравствует синьор маэстро Россини!»«Вот уж воистину неисповедимы пути господни! И еще раз подтверждается символичность изображения на гербе Россини сладкоголосого соловья, сидящего на кусте роз. Ведь розы не бывают без шипов! А шипы больно колются… Что ж делать, коли таков путь всех замечательных творцов, дорогу которых устилают эти благородные цветы?
«Севильский цирюльник» быстро покорил всю Европу. Проходят годы, десятилетия, а неизбывная радость солнечной оперы продолжает жить. Произведение пользуется немеркнущей популярностью, оставаясь близким и понятным во все времена.
…Тем временем Джоаккино вовсе не хотел оставлять без внимания очаровательную примадонну Изабеллу Кольбран. И вот летит из Рима в Неаполь письмо. Конечно, о своих сложностях он сообщать не стал. Все у него прекрасно и все, как всегда, легко: «…Я хотел бы, чтобы моя прелестная подруга оказалась сейчас в Риме, дабы стать свидетельницей моего триумфа. Мой „Цирюльник“ с каждым днем пользуется все большим успехом, и даже к самым заядлым противникам новой школы он сумел так подлизнуться, что они против своей воли начинают все сильнее любить этого ловкого парня». Россини никогда и никому не хотел показывать, что его может что-то волновать. Кроме того, он был галантным кавалером, который пуще всего боялся надоесть своей даме. И с такой же легкостью он сообщает «прелестной подруге» о своем изобретении нового соуса «на радость всем гастрономам». Затем, как бы между прочим, пишет о достоинствах и недостатках нашумевшей оперы. А потом сразу кокетливо рассказывает о своем успехе среди римлянок, что он все же ценит меньше хороших устриц, которых в Риме нет (не надо вызывать ревность, надо только слегка намекнуть!). И только в конце: «Чуть не забыл самое важное: недавно я начал новую оперу. Надеюсь привезти ее в законченном виде». Да, такое письмо должно было развлечь и позабавить избалованную Изабеллу Анджелу. И не только позабавить, ведь такой человек вряд ли мог не нравиться…

Глава 9.
ВЕНЕЦИАНСКИЙ МАВР

Римский триумф «Цирюльника» был поистине ошеломляющим. Римляне, обычно довольно сдержанные в выражении своих чувств, буквально носили Джоаккино на руках. И двадцатичетырехлетний композитор по достоинству наслаждался славой. Театр «Балле» сразу поспешил снова подписать с ним контракт на создание теперь уже комической оперы к карнавалу следующего года. Но это будет еще очень нескоро, а пока Россини хотел отдохнуть и отвлечься. Однако необходимо было возвращаться в Неаполь, поскольку импресарио Доменико Барбайя очень не любил, когда его протеже надолго отлучался из города. Хотя в период отсутствия он прекращал выплачивать Россини жалованье и никаких убытков не терпел, но все же никогда не мог понять, зачем тот ездит по стране, когда у него здесь есть все условия для работы. Этот год (1816) выдался для Барбайи очень хлопотным. Дело в том, что пока Джоаккино находился в Риме и занимался постановкой «Севильского цирюльника», в Неаполе случилось страшное бедствие: пожар, происшедший вечером 13 февраля, превратил великолепный театр «Сан-Карло» в груду развалин. Доменико Барбайя со свойственной ему бурной энергией начал работы по восстановлению, тем более что обязался вновь открыть свой храм искусства ко дню рождения короля Фердинанда, то есть к 12 января 1817 года. Дотошный импресарио внимательно просмотрел множество представленных проектов и наконец остановился на предложении архитектора Никколини. И работа закипела!
Хотя главный городской театр не действовал, светская жизнь Неаполя текла своим чередом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95