Поговаривали, что якобы сам почтенный Чимароза написал письмо молодому композитору, а газеты даже публиковали текст этого письма. Дело же обстояло значительно проще. Россини был великолепным композитором-практиком, к этому его просто обязывали условия тогдашней театральной жизни. В театре «Сан-Карло» подобрался прекрасный состав солистов: тенора Ноццари и Давид, примадонна Кольбран. Для них-то и написал Джоаккино партии, поражающие виртуозностью, а чтобы не получилось уж слишком всего много, пришлось сократить и упростить оркестровое сопровождение. И неудивительно, что впоследствии опера почти не ставилась, в отличие от многих других, ведь трудно собрать в одном театре сразу двух искусных теноров. Но 3 декабря 1818 года королевский театр «Сан-Карло» бурно рукоплескал новому сочинению «сладчайшего пезарского лебедя».
Новый 1819 год принес новые заботы и хлопоты. По случаю счастливого выздоровления короля Фердинанда Россини заказали кантату, которая с успехом прозвучала в «Сан-Карло» 20 февраля, однако была такой же неинтересной и невдохновенной, как все произведения композитора, написанные в этом жанре и при подобных обстоятельствах.
Тем временем Барбайя готовил возобновление «Моисея в Египте». Опера пользовалась успехом, несмотря на несовершенство декораций. Но выносить смех в зале во время спектакля было свыше сил Джоаккино. И он стал думать, что бы такое сделать для отвлечения внимания зрителей от действительно комичного оформления третьего акта. Вот тогда-то и появилась знаменитая молитва Моисея перед переходом Красного моря! Как все самые прекрасные мелодии, тема молитвы возникла у Россини неожиданно. Слов еще не было. Их Тоттола потом сочинил к уже готовой музыке. Зато эта задумка маэстро увенчалась полным успехом. В тот момент, когда все приготовились смеяться, вдруг зазвучала великолепная ария Моисея «С твоего звездного престола». Стендаль рассказывал: «Это молитва, которую весь народ повторяет за Моисеем. Пораженный тем, что слышит нечто новое, партер насторожился, и смех совершенно замолк».
Это событие произошло 7 марта 1819 года, а к концу месяца Россини должен был уже закончить новую оперу «Эрмиона», которая с начала года находилась в работе. Либретто опять писалось Тоттолой. За основу он взял знаменитую трагедию Расина «Андромаха». Однако «шедевр» «Летучей мышки» оказался на диво скучным и монотонным. Что оставалось делать бедняге Джоаккино? Только смеяться! Да, недаром еще во время сочинения «Моисея» он придумал своему горе-соавтору комическое прозвище «Торототела»!
Естественно, сюжет в интерпретации этого автора не вдохновлял композитора. Неудивительно поэтому, что на премьере в театре «Сан-Карло» (27 марта 1819) не было успеха, впрочем, провала тоже не последовало, потому что музыка Россини всегда несла в себе мелодическое очарование, да и авторитет композитора был достаточно высок. Кстати, именно благодаря этому Джоаккино мог уже довольно независимо разговаривать с самыми солидными импресарио. Именно так уверенно и категорично пришлось ему сообщить импресарио венецианского театра «Сан-Бенедетто», который в апреле ожидал от Россини новой оперы, что он не успеет ничего сочинить. И тот согласился, чтобы композитор скомпоновал музыку к опять же неудачному либретто Тоттолы из своих предыдущих сочинений. Получилась опера «Эдуардо и Кристина». Искусно исполненная такими замечательными певцами, как Роза Моранди, Каролина Кортези, Элиодоро Бьянки, она была встречена на премьере (24 апреля 1819) с «неописуемым энтузиазмом», по утверждению итальянского критика. Как раз в то время в том же театре готовил к постановке свою оперу Джакомо Мейербер. Премьеру назначили на 26 июня, однако немецкий композитор не обладал ни скоростью сочинения, ни опытом Россини. Поэтому он прибыл в Венецию несколько раньше – в середине апреля – и оказался свидетелем блестящего успеха «Эдуардо и Кристины». Тогда же произошло и знакомство композиторов, сделавших столь много для развития музыкального театра.
Возвращаясь из Венеции в Неаполь, Россини решил заехать в Пезаро. Милые воспоминания о приятных днях, проведенных в городке в прошлом году, оказались тем манящим светом, который привлек его вновь посетить давно покинутую родину. Джоаккино приехал в Пезаро 20 мая 1819 года. И начались приятные встречи, восторги, поздравления, банкеты, памятные подарки. Однако именно в это радостное время его настигла месть злопамятного кремонца Бартоломео Пергами, из-за которого Каролина Брунсвик была в немилости у местной аристократии. Дерзкий ответ Россини на приглашение очень задел гордую княгиню. И особенно тем, что в нем не было ничего грубого, только насмешка, ведь причина отказа («ревматизм») посетить ее дом была бы уважительна, если бы исходила не от 26-летнего молодого человека, полного сил и здоровья. И вот 24 мая, когда приезд в город знаменитого земляка должен был праздноваться в театре, Пергами и его приспешники решили испортить торжество. Как только Россини появился в проходе партера, раздались громкие свистки. Люди Бартоломео расположились в разных концах зала, от этого шум и неразбериха казались еще сильнее. После первых мгновений всеобщей растерянности горожане пришли в себя, и раздались бурные аплодисменты в адрес маэстро. Но этим инцидент не исчерпался. На Россини напали со свистками и по возвращении из театра. Земляки, конечно, возмутились таким поведением по отношению ко всеми уважаемому согражданину. В адрес гонфалоньера (знаменосца города) посыпались негодующие протесты сторонников композитора, а пезарская академия устроила в честь Россини пышный прием и решила установить бюст композитора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95