Быстрые действия Стремнина сразу заметно успокоили самолёт; скорость погасла, и «Сапфир» даже стал сносно слушаться рулей. Двигатели работали исправно, и думать о покидании самолёта вроде бы не было необходимости… Но треск? Он так и застрял в ушах. А ведь был неспроста!.. От самолёта в любой момент можно ждать чего угодно. Внимание лётчика сосредоточилось на этом до предела.
Между тем «Сапфир-2» летел к аэродрому на высоте тысячи метров: уже виднелась посадочная полоса, и нужно было готовить крыло к посадке — выводить его вперёд, уменьшая стреловидность: только в таком его положении возможна посадка.
«А вдруг повреждение в механизме поворота крыла?»
Стремнин прекрасно представлял, что возможность выбора ограничена: либо пробовать выводить крыло в переднее посадочное положение, либо… катапультироваться.
Осторожно, импульс за импульсом, по пяти градусов, Сергей выводил крыло, поглядывая на отклонение консоли в зеркале, и, кажется, все рецепторы его были сосредоточены на живом трепете машины.
И мало-помалу крыло полностью вышло. Стремнин ещё раз пошевелил рулями — самолёт отреагировал. Аэродром был перед ними. Решили садиться… Пробовать садиться.
Сергей поставил кран шасси на выпуск — один за другим вспыхнули зелёные лепестки индикатора: все три стойки стали на замок. «Теперь пора выпустить и щитки-закрылки… Тоже вышли, закрылки в порядке…» Посадочная полоса, по мере приближения к ней, надвигалась на самолёт все быстрей и быстрей… Мелькнул край полосы под брюхо… «Ай, ай!..» — взвизгнули шины колёс, обжегшись о шершавость бетона, и «Сапфир-2», словно прилипнув к полосе, понёсся, слегка покачивая острым «клювом».
Все в порядке. Сели.
Люди обступили самолёт, ожидая, когда лётчики выберутся из кабины, а они все ещё продолжали сидеть, поглядывая друг на друга, двигаться почему-то не хотелось.
* * *
Полчаса спустя начался разбор полёта. Тут уж Стремнин со всей решимостью заявил, что, как и в первом «Сапфире», в момент режима они явственно услышали металлический хруст. Его спросили, в какой момент это было. Он сказал: в момент максимальной перегрузки, когда самолёт быстро вращался. «Вы посмотрели на пилон?» — спросил ведущий конструктор. Сергей торжествующе взглянул на него: «Да, посмотрел, представьте».
— И что же? — слились в один несколько голосов.
— А то, что и в первом случае: увидел пилон с подвеской ушедшим к краю зеркала.
Подошли к пилону. Без подвески он занимал своё обычное положение, соответствующее прямому положению крыла. Все уставились на пилон, никто больше не задавал лётчикам вопросов. В этот момент подъехал главный конструктор Крымов. Ему коротко доложили, и он сказал:
— Слава богу, самолёт цел, и мы его теперь до винтика разберём, но докопаемся, что же в нём сломалось!
* * *
Стремнин ушёл с поля. Издали поглядывал на самолётную стоянку, на «Сапфир-2», мучительно думал, как все же могло получиться, что пилон с подвеской при вращении машины стал виден вдруг под другим ракурсом и с самого края зеркала. И вдруг он совершенно чётко представил: «Да, да!.. Именно: пилон с подвеской я видел под другим ракурсом и с самого края зеркала!..»
Подошёл Дивов.
— Роман, послушай! А что, если левое полукрыло само вышло вперёд за счёт инерционных сил при вращении?
— Не могло выйти. Оно жёстко стопорится червячным приводом.
— Здрасьте!.. А металлический треск, надеюсь, ты слышал?
— Ещё бы!
— Ну так почему бы не хрустнуть этому самому червячному шарниру?..
Дивов посмотрел на товарища, не находя что ответить. Сергей схватил его за руку:
— Пошли к самолёту!
Возле «Сапфира» был техник, и Стремнин попросил его подключить к самолёту аэродромное электропитание.
Они с Романом забрались на свои места в кабину, перевели крыло на максимальную стреловидность и стали медленно, «шажками» по пять градусов, выдвигать крыло вперёд, постепенно уменьшая стреловидность. При этом Сергей, уставясь в зеркало, внимательно наблюдал за положением пилона. Когда крыло вышло примерно в среднее положение стреловидности, Стремнин воскликнул:
— Вот как было! Ручаюсь!
Дивов, приподнявшись в кресле, наклонился к Сергею, чтобы с его места взглянуть на пилон в зеркале: пилон был виден у внешнего края рамки.
— Серёжа, значит, по-твоему, шарнир поворотного механизма разрушен возникшими на консолях крыльев от быстрого вращения машины инерционными силами?.. И крыло за счёт тех же инерционных сил само ушло вперёд, вернее, его левая консоль?.. Что ж тогда?.. Очевидно, такой же шарнир и правой консоли сломан?.. Ты просто его не мог видеть.
— Так и должно было быть, если б шарниры были совершенно равнопрочны. Но тут, как мне кажется, сломался только шарнир левой консоли — треск слышался слева… Так что, полагаю, правый шарнир цел…
— …и получилось: левая консоль у нас впереди, а правая, как была на максимальной стреловидности, так и осталась!..
— Вот именно! — Сергей даже хлопнул Романа по плечу. — Представляешь, чёрт возьми, какой несимметричный стал самолёт!.. Одна консоль вперёд, другая — назад: вот он и выделывал дикие броски… Где ж ему устойчиво лететь?!
Когда эту версию лётчики попробовали высказать заводским специалистам-прочнистам, что за шум тут поднялся! Один из спецов тут же кинул Стремнину веский вопрос: «Если шарнир сломался — как же тогда вам удалось выпустить крыло при заходе на посадку?.. Да и сейчас: вы выпускали его будто бы нормально?..»
Сергей потупился:
— Могу объяснить это лишь тем, что на «Сапфире-2» нам с Дивовым более повезло: здесь, очевидно, произошло не разрушение, а какая-то деформация в силовом элементе конструкции, позволившая все же механизму как-то работать… Но я ведь не рентген.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133