А теперь приходится целиком полагаться на Зенге.Ахмад всегда инстинктивно чувствовал, когда люди замышляли что-то недоброе. И это чутье – а оно его никогда не обманывало и не подводило – снова заставило насторожиться.Зенге с самого начала точно все рассчитал. Знал, что Маффео не умрет с первой попытки, – они угодили в расставленные ловушки. И неважно, какие темные, злобные цели преследует монгол, – Ахмад и Марко навеки увязли в этом вместе с ним. И это не нравилось Ахмаду, совсем не нравилось.Лучше бы он никогда не встречался с Зенге и не обращался к нему за помощью! Теперь-то поздно сожалеть – это ясно. Прошло несколько месяцев, как Ахмад впервые узнал: венецианец обладает маленьким священным сокровищем. А пристало его иметь лишь правоверным мусульманам.Потихоньку сам он старится, становится медлительным и неловким. И опереться не на кого. Союзников поубивали много лет назад, когда Хюлегю Хюлегю, или Хулугай, брат Хубилая, – основатель монгольской династии иранских ильханов; получил земли от Хубилая.

– будь прокляты его останки! – разбил их союз. Он остался один.Но он справится – с помощью Аллаха завладеет камнем и отомстит наконец за такое кощунство. Правда, для этого требуется больше времени, но в конце концов достигнет своей цели. Но ни за что на свете не следовало связываться с монголом! А теперь раскаяние запоздало.В это мгновение что-то прошумело над головами – словно пролетела крупная темная птица. Ахмад поднял голову к небу, и на мгновение ему показалось: видит там огромного черного зверя, не птицу, а какое жуткое чудище – мощные крылья, длинный хвост с шипами… Дракон или демон в своем истинном обличье?.. Или обман зрения и это все-таки Зенге?..Дрожь охватила его. Внезапно осознал: готов поверить, что видел Зенге в его подлинном обличье – могучего колдуна, демона. Здесь, в этой непонятной стране, все возможно – он еще раз убедился в этом.
Лучи заходящего солнца окрасили небо во все оттенки – от ярко-оранжевого до карминно-красного и пламенного пурпурного. Словно художник в творческом порыве щедрой рукой выплеснул на небосклон несколько горшков краски – они расплылись и вылились в причудливые узоры.Беатриче не могла налюбоваться игрой сочных цветов. Забыла о холоде, что пощипывал щеки и пронизывал все тело до костей. Эта завораживающая красота заставляла задуматься – как только матушка-природа создала такое совершенство. В подобные мгновения даже неверующий не сомневается в существовании всемогущего Творца.– Это так… – начала Беатриче и смолкла, не находя слов, чтобы выразить свои чувства.– Божественно, – подсказал Джинким.– Да, именно божественно.Они снова замолчали. Сидя на лошадях близко друг к другу, почти касаясь коленями, безмолвно наблюдали, как солнце медленно уходит за горизонт. Молчание им не тягостно – оно сближает их, словно заменяя физическое соприкосновение.– Надо возвращаться, – опомнился Джинким, когда солнце скрылось за горизонтом, оставив в небе лишь красочные следы. – Если поспешим, успеем засветло добраться до Тайту.– Жаль. А я могла бы провести здесь всю ночь.Джинким улыбнулся:– А завтра тебя нашли бы окоченевшей. Идем! Ночь обещает быть холодной.Беатриче бросила на него быстрый взгляд. Свет сумерек освещал его смуглое лицо, словно отлитое из чугуна; глаза сверкали, как изумруды. Трудно поверить, что этот нежный голос принадлежит человеку, своей суровостью наводящему страх на окружающих. Неужели это красивое, открытое лицо с приветливой улыбкой бывает свирепым и мрачным?Вспомнила, каким было это лицо, когда она увидела Джинкима впервые. В самом кошмарном сне не приснилось бы, что однажды почувствует влечение к этому человеку. Тогда, в тот день…Собственно, она рассуждает так, будто провела здесь, во дворце Хубилая, много лет. А ведь с того дня прошло не больше восьми, максимум десяти недель. Слишком короткий срок, чтобы внести в жизнь радикальные перемены. Однако перемены все-таки произошли, и большие.– Ты прав! – Она вздохнула.Нет желания думать ни о чем: ни о камне Фатимы, ни о времени, ни о своем доме… по крайней мере сейчас. Расставаться с иллюзией, что Тайту – ее родной город и на этот раз ей не придется его покидать.– Нас уже наверняка ждут, Джинким.Они развернули лошадей и плечом к плечу в молчании поскакали назад. Поразительно, как мало надо слов, чтобы понять друг друга. Оставив лошадей в конюшне, он проводил ее прямо до дверей покоев.– До завтра? – спросила она.– До завтра, – улыбнулся он.Закрыв за собой дверь, она прижалась к ней, счастливая. Разве важно, что они не признались в своих чувствах, что Джинким ни разу не поцеловал ее? Все равно оба знают, что принадлежат друг другу.
Беатриче неожиданно проснулась и уселась в постели. Темно, стоит глубокая ночь… Ей послышался какой-то шорох, он-то и разбудил ее… Раздался сильный стук, будто кто-то ломился в дверь.– Беатриче! Беатриче! Просыпайся! Быстрее!Голос Толуя… Она мгновенно сбросила с себя одеяло, выскочила из постели и босиком стремглав кинулась к двери.Еще до того, как Толуй открыл рот, она поняла: случилось что-то ужасное.– Быстрее, Беатриче! Идем сейчас же!Толуй вне себя: густые черные волосы стоят дыбом, одежда помята, рубашка расстегнута, а поверх нее вместо жилетки накинут длинный плащ. Случившееся так его взбудоражило, что он даже не успел как следует одеться.– Что такое, Толуй?! Что-нибудь с ханом? Он заболел?Толуй покачал головой, слезы ручьем катились по его побледневщему лицу.– Нет, это Джинким…Беатриче стала белее полотна, ноги подкосились – вот-вот на нее обрушатся стены и потолок…– Что… что ты сказал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101