— Он действовал так из сострадания, сеньора дукеза!
— Из сострадания! — засмеялась Сара Кондоро язвительно. — Ягораздо лучше знаю приятеля прегонеро! Он хотел мне навязать обузу, ведь еще неизвестно, что такое случилось с этим незнакомцем!
— Он говорит, что он бывший патер здешнего мадридского монастыря Святой Марии, — сказал Арторо, не решаясь сознаться, что он знал Антонио.
— Так пусть он и идет в монастырь!
— Он не в состоянии еще этого сделать, сеньора дукеза!
— Это меня нимало не беспокоит!
— Доктор говорит, что болезнь может оказаться продолжительной.
— Тем хуже! Не держать же мне его здесь так долго! Что же узы думали, когда его приняли? Да и с какой стати я буду здесь принимать больных?
— Я не думал, что сеньора дукеза на меня за это рассердится!
— Чужого человека!.. Подумайте сами, что я буду с ним делать?.. Пусть он отправляется в монастырь, к которому принадлежит, и больше ни слова!
— Да ведь он совершенно без чувств!
— Что мне за дело до этого? — воскликнула дукеза равнодушно.
— Может быть, сеньора дукеза позволит оставить его здесь до тех пор, пока он не поправится настолько что будет в состоянии отправиться в монастырь? Впрочем, насколько я мог понять из слов молодого патера, он, кажется, больше уже не принадлежит к монастырю Святой Марии и до последнего времени находился в доме графа Кортециллы, воспитателем его…
— Все это к делу не относится, — с гневом прервала дукеза старого танцора, от которого, как нам известно, она узнала, что Эстебан де Кортецилла ее родной сын. Она уже несколько раз являлась в его дворец, чтобы увидеться с ним, но ей это так и не удалось, ибо граф, по обыкновению, отсутствовал.
Арторо стоял в недоумении.
— Что прикажет сеньора дукеза? — наконец спросил он ее едва слышно.
— А то, что вы и ваша дочь ухаживаете за этим патером, тоже никуда не годится! Этого допустить нельзя! Вы не в состоянии будете хорошо исполнять свои обязанности, если не будете отдыхать ночью!
— Мы чередуемся, сеньора дукеза!
— Нет, так не годится! Да и к тому же ваше жилище для этого слишком тесно, вашей дочери негде будет упражняться, а это мне повредит!.. Повторяю, этого допустить нельзя.
— Но теперь он совершенно беспомощен, сеньора дукеза!
— Это не что иное, как проделки прегонеро, чтобы доставить мне новую неприятность! Я его знаю! И вы?.. Вы позволили ему себя одурачить?
— Сострадание, сеньора дукеза…
— Сострадание!.. Опять сострадание!.. — воскликнула Сара Кондоро с досадой. — Этак вы из сострадания, пожалуй, навяжете мне на шею всех нищих и убогих Мадрида? Что же из этого выйдет?
— Я и сам думал об этом.
— Вытолкнуть на улицу патера нельзя уже потому, что он был в доме графа, — рассуждала дукеза спустя некоторое время, — но у вас, — продолжала она, — он тоже не может остаться! Перенесите его сюда, в эту незанятую комнату рядом с моим помещением, тут он может остаться, и приставьте к нему одного из слуг, чтобы за ним ухаживал!
— Приказания ваши будут исполнены, сеньора дукеза.
— Я не буду больше говорить об этом, но прошу вас, чтобы ничего подобного больше не повторилось, слышите? Если прегонеро, которому эта новая проделка так дешево сошла с рук, еще раз вздумает преподнести мне подобный подарок, то я прикажу слугам прогнать его палками из моего заведения, поняли? И я исполню то, что сказала! Именно палками! Это не что иное, как следствие его злобы ко мне! Я знаю прегонеро!
Старик-танцор в знак согласия, что исполнит приказания, поклонился и вышел из комнаты дукезы в сильном смятении.
Он и Хуанита осторожно перенесли патера в незанятую комнату, находившуюся рядом с собственным помещением дукезы, и положили его на мягкую, прохладную постель, открыли окна, чтобы дать больному побольше воздуха, и позвали одного из свободных слуг, передав ему поручение дукезы — ухаживать за больным.
На следующий день Антонио пришел в себя, и только тогда узнал, где он находится.
Когда Арторо пришел ухаживать за больным, тот стал расспрашивать его о случившемся и, напрягая память, вспомнил все, что произошло. Но он был еще настолько слаб, что не мог сделать ни одного движения; к вечеру он уснул и проспал до следующего полудня.
Доктор решил, что опасность миновала, но все-таки больному нужен полный покой.
Когда патер проснулся, Арторо, часто навещавший его, дал ему освежающих сочных фруктов и немного печенья, через час он дал еще воды с вином, потому что Антонио жаловался на жажду. Поблагодарив старого комедианта за помощь, Антонио попросил позвать к себе в комнату сеньору дукезу и, когда та вошла, извинился за причиненные им хлопоты, в чем он был невольно виноват, и с удовольствием и благодарностью обещал возместить ей все расходы.
— В этом нет никакой надобности, и я этого не требую, — отвечала старая Сара с некоторой гордостью. — Только лечитесь здесь как следует, вы здесь никому не мешаете, эта комната свободна. И патеру можно подать руку помощи! Вы же, — обратилась она к слугам, — выполняйте все желания патера и доставляйте ему яства и напитки, какие он пожелает, это меня не разорит. Итак, не отказывайте себе ни в чем, слышите ли? Что же касается уплаты, то об этом прошу вас не беспокоиться, дукеза Кондоро не нуждается в ней!
Старый танцор был поражен этой переменой и очень обрадовался, что Антонио, которому еще требовался присмотр, так как он был еще чрезвычайно бледен и слаб, начинает поправляться.
Сара Кондоро, несмотря на бледность молодого, страдающего патера, не могла не увидеть в нем очень красивого мужчину, чего она никогда не упускала заметить, к тому же ей хотелось хоть раз в жизни разыграть роль великодушной женщины, помогающей бедному патеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131