— Поэтому-то я хотел еще раз увидеть тебя; Белита, в последний раз пожать твою руку и проститься с тобой. Не сердись на меня за это, но я не мог уйти без этого последнего свидания! Не бойся ничего, я был осторожен, никто в доме не видел меня.
— Садитесь, Горцио, — сказала Белита.
— Как ты холодна, Белита, но голос выдал твое волнение!
— Да, Горацио, не скрою, меня волнует что-то, чего я не могу назвать, что-то мучает меня, и в то же время мне приятно… Я думаю, это благодарность. Вы всегда были так внимательны и так добры ко мне, вы никогда ни в чем не противоречили мне ни словом, ни даже взглядом, вы никогда не требовали от меня невозможного; этого я никогда не забуду, Горацио, никогда, и всегда буду с благодарностью вспоминать о вас…
— Но только не любить меня?
— Вы богатый, знатный маркиз, а я бедная, простая сирота.
— Это неправда! — воскликнул Горацио. — Я тоже беден, но я не за тем пришел сюда, чтобы упрекать тебя. Моим последним словом, моей последней мыслью будешь ты! Мы расстаемся. Но как охотно бы я для тебя отказался от всего, как охотно стал бы для тебя работать и был бы счастлив тем, что ты принадлежишь мне! Но этому не суждено быть. Я не торгуюсь с судьбой, я спокоен.
— Беден — вы сказали, Горацио?
— Да, я так же беден, как ты!
— Для вас это, должно быть, ужасное несчастье, Горацио?
— Отчего же?
— Вы привыкли к довольству. Это действительно правда, то, что вы сказали?
— За меня не бойся, мне больше ничего не нужно.
— Что значат эти слова, Горацио?
— Это значит, что я пришел с тобой проститься, Белита. Завтра мы выступаем на север, чтобы драться за отечество. Несчастные, которых оставила надежда, могут в этой битве найти прекрасную, славную, желанную смерть! Недостойным тоже представляется возможность послужить великой цели, и даже люди, которые никогда, может быть, не решились бы на хорошее дело, могут прославить себя и оставить о себе добрую память. Это утешительная, прекрасная мысль, Белита. Я же с миром ухожу отсюда и со спокойной совестью могу идти навстречу смерти!
— У вас, несомненно, прекрасная душа, Горацио, — отвечала Белита, и на глазах ее выступили слезы. — Хотя я и не могла полюбить вас, я все-таки уважаю и люблю вас, как сестра.
— Не говори этого! Такой любви мне не надо! — возразил Горацио. — Но я хочу расстаться с тобой в мире, я не сержусь на тебя за то, что ты не могла полюбить меня, пусть это и было для меня источником всех бед и страданий, пусть это лишило меня будущего. Но теперь все забыто, ты видишь, я доволен и спокоен.
— О Господи! Это спокойствие меня пугает! Горацио, что у вас на уме?
— Ничего, я просто пришел проститься с тобой, Белита.
— Да, но каким вы пришли сюда! Или вы с трудом сдерживаетесь…
— Ты это знаешь, ты это чувствуешь, но не буди во мне страстей… Прощай, моя возлюбленная! — горячо воскликнул маркиз. — Прощай, мы никогда, никогда больше не увидимся! Я расстаюсь с тобой навеки!
— У вас что-то страшное на уме, вы что-то задумали, Горацио, ради Бога…
— Мое единственное желание — пасть за отечество, это моя единственная надежда! Ни одно сердце не будет здесь страдать обо мне, у меня нет никого на свете, кто любил бы меня, и такие люди счастливы, когда смерть зовет их, когда они могут пожертвовать жизнью за отечество.
— Одна душа все-таки будет помнить о вас и за вас молиться! — рыдала Белита.
— Все кончено! Прощай! Ты будешь моей последней мыслью. Да хранит тебя Бог, мы никогда больше не увидимся.
Он накинул на себя плащ и схватил свою шляпу, потом обернулся, горячо поцеловал Белиту и поспешно вышел. Она, вся в слезах, хотела остановить его, но он уже не слышал ее и скоро скрылся в темноте.
Белита все еще смотрела ему вслед.
«Ты будешь последней моей мыслью… Да хранит тебя Бог! Мы никогда больше не увидимся…» — слова эти все еще раздавались в ушах Белиты, и крупные слезы катились по ее щекам.
— Да, он идет навстречу смерти… Все кончено. Прощай, Горацио! Меня тоже зовет смерть, она манит меня к себе…
XXII. Арторо
— Однако ты сыграл со мной хорошую шутку! — этими словами встретила дукеза своего старого друга прегонеро, который намеревался, кажется, говорить с нею холодно.
— Ты сама того хотела, — сварливо возразил прегонеро. — Очень уж важны вы стали и таких людей, как мы, больше к себе не пускаете! Не спорь! Три раза меня прогоняли, это чересчур много! А нищего разыгрывать я не хотел, это для меня слишком унизительно.
— Роль доносчика тебе больше пристала. Зачем ты пошел к герцогу? — отвечала дукеза спокойно, надеясь спасти от прегонеро хотя бы некоторую часть денег. — Знаешь ли, что и ты за это дело поплатишься не меньше меня?
— Я-то за что?
— За то, что был соучастником в обмане! Герцог хочет доказать это перед судом. Не думаешь же ты, что я возьму всю вину на себя? Ведь ты тоже деньги получил, и не ты ли первым вспомнил о Клементо и предложил его? Ты же все это сочинил, а теперь на себя же донес и опять барыш получил.
— Это мне все равно, пусть будет по-твоему. Я только хотел доказать тебе, что со мной нельзя так свысока обращаться, это рассердило меня, и поэтому я пошел к герцогу.
— Нет, я думаю, что ты это сделал из родительской любви! — язвительно засмеялась старуха. — Не так ли? Тебе стало невмоготу терпеть, что ты продал своего сына.
— Что болтать-то! — воскликнул досадливо прегонеро. — Я пришел за деньгами, вот и все тут!
— За какими деньгами? Уж не за моими ли?
— Нет тут никаких твоих денег, они по праву принадлежат герцогу, а он подарил их мне.
Сара Кондоро все еще старалась сдержать свое бешенство.
— Я все обдумала, — начала она, — я все возьму на себя, а ты удовольствуешься теми деньгами, которые я, не спросясь у герцога, выделила тебе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131