Ее фамилия никогда не была ничем запятнана, и читать официальное обвинение мужа ее родной сестры в том, что он глава разбойничьей шайки, было ужасно для нее. Его преступление ложилось клеймом и на его дочь, и на нее, и на весь их род!
«Эстебан Кортецилла — разбойник, злодей! О Боже! — думала бедная старушка. — Как хорошо, что сестра умерла в молодости и не дожила до этого ужасного несчастья!» Конфискация богатств Кортециллы представлялась ей самым незначительным событием в сравнении с лишением его дворянства, с бесчестьем, навсегда опозорившим его имя. И хотя в первые минуты после того как ее муж сказал, что Кортецилла исчез без вести, что, может быть, наложил на себя руки, ей было очень жаль его, но теперь она благословляла судьбу, что он скрылся, и признавала, что смерть его была бы еще большим счастьем!
Но потом опять грустные, тяжелые мысли охватили бедную женщину. «Хорошо, — думала она, — мы избавлены от позора видеть его осуждение, видеть его казнь на лобном месте, но что будет с бедной Инес? Какая судьба ожидает ее? Захочет ли генерал Мануэль, занимающий такое видное место в испанской армии, столь уважаемый всеми, жениться на ней, на дочери злодея, уличенного разбойника? Захочет ли он назвать ее своей женой? Общественное мнение вынудит его отказаться от нее, как бы дорого это ему ни стоило, как бы ни было ему тяжело это сделать!»
Эта мысль жаром обдала тетку Инес, она вся сосредоточилась на ней, забыв даже о причине, породившей ее, забыв о самом Кортецилле. «Мануэль должен отказаться от Инес, — думала она с отчаянием, — что тогда будет с ней?»
Прижав ее к своему сердцу и повторив еще, что теперь она должна считать ее своей матерью, она вышла вместе с мужем и последовала за ним в его кабинет, куда никогда не ходила, не вынося запаха табачного дыма, которым была пропитана атмосфера этой комнаты. Но теперь ей было не до этих мелочей.
Когда они вошли в кабинет и майор закрыл дверь, она в отчаянии заломила руки, старик был поражен, он ни разу в жизни не видел своей супруги в таком состоянии.
— Что же будет? — воскликнула она дрожащим голосом. — Перед Инес я не выкажу своего горя, я не подам ей вида, но этот удар сведет меня в могилу.
— Мы должны уметь переносить несчастья. Примем это как испытание и постараемся с достоинством перенести его! Конечно, это ужасное, страшное несчастье. Но отразиться на близких, на родственниках позором и бесчестием оно не может, не должно, по крайней мере!
— Да, это только так говорится, а на деле, поверь мне, бесчестье ляжет на всех нас.
— С какой стати, ведь мы даже не носим одной с ним фамилии, да и многие ли знают, что мы с ним родня, что он был женат на твоей сестре? — хладнокровно ответил майор. — А чтобы людям недоброжелательным, готовым всегда чернить другого, не дать повода бросать в нас камни и взваливать на нас ответственность за преступления Кортециллы, мы не должны показывать нашего горя, не должны подавать вида, что это ужасное дело сколько-нибудь касается нас лично.
— Скрыть это невозможно!
— Нынешние смуты и волнения как нельзя более
способствуют этому. Каждому теперь не до того, чтобы думать о других; каждый опасается за завтрашний день, думает и заботится лишь о себе.
— О, как мало ты знаешь людей! Будь уверен, они никогда не упустят случая, чтобы навредить другому, как бы ни были они озабочены своими делами; тем более они не оставят без внимания такое событие и доберутся до всех, имеющих несчастье находиться в родственных связях с виновными. Но представь себе еще то горе, которое ждет бедную Инес. Ведь несчастная девушка совсем надломлена и душевно и физически, а что ждет ее впереди, подумать страшно. Господи, кто же мог ожидать такое? Кто мог предвидеть это несчастье!
— Припомни мои слова, однако. Мне всегда казалось подозрительным поведение Кортециллы и то, что его богатство росло с каждым годом в течение последних семи лет. Источников его я никогда не мог понять, но они мне всегда казались нечестными. Не говорил ли я тебе несколько лет назад, узнав о его беспрестанных путешествиях в Пиренеи, что он, верно, игрок и проводит время в таких местах, как Дуранго, Андорра или Клисонда, что оттуда все его богатство. Ты оказалась права, что не верила мне тогда, он нашел источники почище этих вертепов.
— Да, в то время я его защищала.
— Защищала, обвиняя меня в несправедливости, в нерасположении к нему. Но теперь все объяснилось! Хуже этого он ничего не мог придумать!
— Несчастный, жажда к богатству ослепила, погубила его!
— Это нисколько не оправдывает злодейства.
— Тише! Ради Бога, тише! Инес не должна слышать этих ужасных обвинений, как бы они ни были заслужены. Пожалей ее, бедняжку!
— Разумеется, я никогда при ней не скажу ничего подобного, упаси меня, Боже. Но что за гадкий, отвратительный человек, не подумать…
— Молчи, Камара, он достаточно наказан, теперь не время осуждать его!
— Не время осуждать! А он не задумался отравить всю жизнь своей несчастной дочери, наложить на это невинное дитя такое клеймо…
— О Господи, Господи! — воскликнула сеньора Камара, закрывая лицо руками.
— Еще великое счастье, что он скрылся, и суд, считая его пропавшим без вести, приговорил его только к лишению дворянского звания и состояния, — прибавил майор.
— Лишение это распространяется на Инес или нет? — спросила его жена. — Сердце сжимается у меня при мысли о новом горе, новом несчастии, ожидающем ее.
— Ты говоришь об отношениях ее с генералом Павиа?
— Да, страшно, ужасно подумать об этом новом ударе для Инес. Он должен будет от нее отказаться. А какой стыд уведомлять его об этом позоре!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131