на ней был заснят сам Смоллбоун на пляже.
— Это в Блэкпуле, — пояснил ему стоявший в двери кухни Смоллбоун. — Во время отпуска. Весь Уиган туда ездит.
На полочке рядом с фотографией находился серебряный стаканчик для бритья, на котором было что-то выгравировано. Блэар поднес его к падавшему из кухни свету и прочел: «А.Смоллбоун. Третье место. Водный спорт».
— Красивая вещь. Тоже из Блэкпула?
— Это было много лет назад.
— Но все равно, плавать в открытом океане? И заработать третье место, да еще в Блэкпуле? Где это в Уигане вам удалось научиться так плавать?
— На каналах. По прямой я могу плыть сколько угодно.
Оказавшись на улице, в задней аллее, Блэар подавил в себе возникшее было желание заглянуть домой к Розе. Хотя дорогу к ее дому он бы нашел теперь отсюда легко.
Зольные ямы парили под дождем. Окна домов были закрыты, однако до Блэара доносились то ругань, то молитвенное пение, то гвалт носящихся вверх и вниз по лестницам детей. Уиган как бы служил всему этому миниатюрным ландшафтным фоном, привносившим дополнительные детали: облака, эхо, подземные пространства, оставшиеся на местах былых выработок.
То, что Смоллбоун оказался пловцом, было, несомненно, новым и важным моментом в расследовании. Нападение на Силкока могли осуществить только двое. Не потому, что его ударили по голове, это как раз просто. Но потом его нужно было дотащить до канала, а там кто-то один должен был опустить его в воду и удерживать у донной части шлюза, пока другой зажимал ногу Силкока в замке затвора. И все это необходимо было проделать рядом со стоявшим судном, на котором полно потенциальных свидетелей, клянущихся теперь, что они ничего не видели и не слышали. Хитрый и коварный трюк, подобные дела как раз по части Смоллбоуна.
Перебирая в уме ту гору лжи, что наворотил ему Смоллбоун, Блэар как бы слышал одновременно и собственные лицемерные объяснения, которые он давал Шарлотте и Смоллбоуну насчет Розы. Какое ему вообще дело до того, что подумает о нем Шарлотта? И какое ему дело до этой шахтерки? Тем не менее она тянула его к себе, словно буйная виноградная лоза, что росла по ночам, опутывая его все сильнее и сильнее.
Глава девятнадцатая
— Погоду-то готовил повар, а не епископ, — проговорил Хэнни.
Шедший ночью дождь к утру прекратился, земля начала парить, тучи уступили место высокому голубому небу, под которым ярко-зеленые холмы засверкали, словно сделанные из стекла. Помимо обычных церковных гамаш и рясы, на епископе была широкая соломенная шляпа, какие обычно носят в экспедициях. Роуленды выглядели как два букета: на Лидии было бледно-розовое платье и такая же шляпка от солнца, а ее мать облачилась в нечто вычурное цвета красных пионов. На ветру их одеяния из шелка, атласа и тюля благоухали лавандой, а зонтики от солнца дрожали, как распустившиеся цветы. Блэар — в сапогах, еще не просохших с позавчерашнего дня, — старался не отставать от них. Позади него шли Леверетт со сворой тявкающих и рвущихся с поводков спаниелей, и егеря, тащившие плетеные корзины с провиантом.
— Бедняга Леверетт, ему рук не хватает. — Лидия старалась скрыть улыбку, глядя, как Леверетт силится сдерживать то одну, то другую собаку, не давая им рвануться вперед по дорожке. — А в Африке у вас были собаки? — спросила она Блэара.
— Нет, там на них живет слишком много всякой гадости.
— Блэар верен себе, у него всегда наготове жизнерадостный ответ, — заметил Хэнни. — Посмотрите вокруг, Блэар. Мир как будто только что создан заново, в нем кипит жизнь, в самом прямом смысле этого слова. Вы что-то начали казаться мне последнее время измотанным, вот я и распорядился посвятить этот день отдыху.
Они перевалили через вершину холма, где над россыпью маленьких ранних маргариток, волнообразно колыхавшихся под порывами ветра, порхали бабочки. В глубине души Блэара немного беспокоило то, что начинавшийся день, судя по всему, должен был действительно пройти в соответствии с распоряжениями Хэнни. Западный ветер не только отполировал до блеска холмы, но и оттеснил на восток дым, так что позади них не было видно даже этого подтверждения существования труб Уигана. Единственным, что выпадало из общей гармонии утра, был сам Блэар: он чувствовал себя чужаком, случайно вторгшимся в чей-то сад, где пировали и веселились.
Блэар оглянулся и бросил взгляд на объемистые и явно увесистые корзины:
— Странно, что мы не прихватили с собой рояль.
— Если желаете, в следующий раз захватим, — отозвался Хэнни. — Это все делается ради вас.
— Если хотите сделать мне одолжение, купите мне билет до Золотого Берега.
— Вы можете хотя бы на время забыть об Африке, а? Смотрите, какое великолепное утро, какие прекрасные лилии. Чудесная прогулка и отменный аппетит нам гарантированы.
Спаниели рвались и повизгивали от предчувствия одного лишь слабого намека на возможность того, что прогулка завершится охотой.
— Помните Вордсворта, — продолжал Хэнни. — «Как я люблю долины, горы, все, что нам дарит мир зеленый». Поэзия, Блэар, — это оправа жизни. Пейзажи Англии не поражают масштабами, но они вставлены в изысканное обрамление.
Дорожка вела их все выше, туда, где на самых высоких холмах врытые вертикально в землю большие камни резкими линиями делили на участки расположенные под крутым уклоном луга, на которых паслись стада овец и ягнят, причем ягнята были помечены пятнами яркой красной и голубой краски. Лицо леди Роуленд раскраснелось от удовольствия; впрочем, не исключено, что просто подъем в гору вызвал прилив крови и от этого леди Роуленд словно помолодела.
— Давайте поиграем в слова и стихи, — предложила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147