В голове у Федора стучал молоток невидимого клепальщика, а перед глазами прыгали красные искры, когда он миновал увешанную оружием прихожую и ворвался в кабинет хозяина.
Петр Петрович в халате сидел за письменным столом над какой-то толстой тетрадью, а перед ним стояли бутылка водки и рюмка.
Он взглянул на вошедшего совершенно отсутствующим взглядом. Федор был измотан, растерян, ошарашен; положение представлялось ему безнадежным.
- Мразь, - едва выговорил он. - Старый козел...
Больше, никакие слова не хотели связываться, казалось, Федор вообще забыл их, разучился говорить.
- Да что же это? - начал он снова, беспомощно оглядываясь. - Я ведь зека, а был пацан сопливый из барака... Вы же тут среди картин, о духовном СПИДе рассуждали, о Страшном Суде... А сами-то?
Поблескивала бронза старинных рам, и плыли куда-то воздушные корабли, почти такие же прекрасные, как в его сне... Федор услышал тихий хрустальный звон. Это от сквозняка позвякивали, качаясь, радужные подвески изящной лампы, стоящей на мраморной подставке возле открытой балконной двери.
Петр Петрович вместо ответа налил себе из бутылки еще стопку и лихо выпил. Потом посмотрел блеклыми, слезящимися глазами на Федора.
- Я-то дверь не стал закрывать, думал, она вернется... пробормотал он, обращаясь к самому себе. - Не вернулась, Петр... выходит, ты не ошибся...
Федора захлестнуло волной ненависти, он понял, что остатки его выдержки рухнули окончательно под этим напором, и он вот-вот превратится в слюнявого истерика, которого уже ничем не остановишь. Он отвел дрожащие руки за спину, пытаясь удержаться на краешке здравого смысла и воли. Но какой-то бес внутри кривлялся и приплясывал: "Что же ты? Скольких завалил, а они тебе такого не делали, девушку твою единственную, любовь твою не насиловали..."
- Не хочу, не хочу... - застонал Федор и обхватил ладонями голову. Она горела и пульсировала, словно уже не принадлежала ему, а превратилась в живой раскаленный шар, отделившийся от тела. Безысходность мысли об убийстве Збарского и собственном конце была уже за пределами горя.
"Неужели я решил, - подумалось ему, - что переродился за последние месяцы? Неужели моя любовь могла хоть как-то искупить целые годы разгула, лени, никчемности?.. А ученый старик? Неужели и он надеется, что дурное дело можно стереть, как мел со школьной доски? Я пропал... Я убью его".
Федор опустил голову и медленно достал нож.
- Что это? - спросил Петр Петрович, щуря свои покрасневшие глазки. - Нож? Вы убьете меня?
Лучше бы он молчал, или кричал истошным голосом, или оправдывался, просил на коленях прощения. Федор, почти теряя сознание, прислонился спиной к книжным полкам. Он промахнется, он не сможет...
- Не надо губить себя, - вдруг совершенно трезвым голосом произнес Збарский. - Я запрещаю... Вас посадят... Господи! Неужели вы ничего до сих пор не поняли? Бедный... Послушайте же, послушайте... - Он протянул вперед руки, будто хотел принять в объятия блудного сына. - У нее же есть Митя... Я... Я мешаю им... Ей... Она хочет все это... - Петр Петрович обвел руками комнату. Вы ей не нужны... Вернее... Ох, мне трудно говорить...
Збарский попытался встать, его мутило, глаза его, совершенно стеклянные, замерли на белом лице Федора.
- Я все разгадал... все понял... Ведь я же писатель, черт возьми... Она не смогла мне долго морочить голову. Я ей сказал... Поняли?
Руки и ноги у Стреляного онемели. Он теперь не то что нож поднять, шагу ступить не мог, а в затылок вонзились острые холодные иглы.
- Повторите, как? - жестяным тоном механически спросил Федор. Митя? Брат?
- Вот, вот, я здесь написал. - Збарский тыкал пальцем в раскрытую перед ним тетрадь. - Это мой дневник... Митя не брат... Она обманула... Она искала такого, как вы...
- Чтобы убить вас? - Федор жалобно улыбнулся. - И вся любовь?
- Вы не должны, нет, вы лучше ее, - закричал Петр Петрович, потому что улыбка Федора напугала его больше, чем оскорбления и ругань. - Мне так больно за вас... Она не стоит вас...
Он вышел на нетвердых ногах из-за стола. Тело его дернулось, и он быстро прижал кулаки ко рту, а потом бросился на балкон. Его жестоко рвало. Старик наклонился вниз, перевесившись через перила. Федор видел, как ветром взметнуло легкую штору, подняло полы его халата, обнажив худые старческие ноги.
"Осторожнее", - хотел крикнуть он и устремился к балкону, но на его глазах легкое тело старика, слишком сильно подавшегося вниз, вдруг исчезло...
Федор услыхал резкий стук об асфальт, а потом наступила тишина.
Все произошло настолько быстро, что Федор не успел опомниться. Он стоял около балкона, будто опоенный каким-то зельем. Потом что-то включилось внутри, наверное, чувство самосохранения. Федор схватил со стола толстую тетрадку Збарского, засунул ее во внутренний карман куртки, затем в прихожей надел первые попавшиеся ему на глаза кожаные перчатки и только тогда открыл замки, аккуратно вытерев их концом шарфа.
Выбежав во двор, первое, что он услышал, это отчаянные крики с той стороны дома. Наверное, прохожие обнаружили труп.
Светланы нигде не было видно. Нужно было немедленно уходить, но, не увидев девушки, он этого сделать не мог. Тогда он вышел со двора на соседнюю улицу и сразу же наткнулся на нее.
Светлана стояла, прислонившись к железной решетке ограды, и курила. Глаза ее были совершенно спокойны и холодны. И тут он понял, что ему нечего сказать ей.
- Ну, что? - спросила девушка, внимательно оглядывая его. - Он просветил тебя?
- Его нет... - тихо произнес Федор. - Теперь ты богатая наследница. Поздравляю.
Глаза Светланы расширились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112