Хотелось только одного как можно дольше продлить это состояние.
После той первой любовной истории много еще чего было в жизни Мирона Львовича, но Мотя Шклявый стал в Москве его подлинным учителем. Таких изысканных ласк, такого кайфа Витебский не испытывал и, наверное, не испытает уже ни с кем. Но бесполезно было бы пытаться привязать к себе Мотю надолго. Во-первых, у Мирона не хватило бы на него денег, а во-вторых, он рисковал нарваться на смертельную ревность его многочисленных и весьма влиятельных поклонников.
А может быть, и не только на ревность, но и на кое-что похуже. За Мотю могли убить. С его изменами мирились, потому что знали: он не принадлежит никому.
"Дорогая шлюха", - снисходительно усмехается Мирон и звонит в знакомую дверь.
Мотя встречает его в соблазнительном ажурном трико, поверх которого надето коротенькое кимоно, расшитое желтыми ирисами. Подведенные глаза блестят неестественным зазывным блеском. Уж, конечно, он принял что-то возбуждающее.
Мирон Львович чувствует себя перед этим воздушным созданием неуклюжим и нелепым в своем деловом костюме, а главное, с теми мыслями в голове, которые привели его сюда.
- Ты обворожителен, - лепечет Мирон, ощущая себя преступником, и протягивает Моте корзиночку с пармскими фиалками, за которой он, не поленившись сделать крюк, специально заехал в галерею "Гармония".
Мотя в восторге всплескивает руками и прижимает к груди цветы, похожие на тени больших бабочек.
Неужели их короткий роман будет иметь продолжение? Мирон Львович проходит за хозяином в гостиную и видит искусно сервированный стол. Мотя улыбается ему, и Мирона буквально распирает от счастья.
Мирон стыдливо смотрит на обнажившуюся руку Моти, когда тот поднимает ее, чтобы поставить цветы на сверкающую хрусталем горку из орехового дерева.
Мотя ловит этот взгляд и думает о том, что эта стыдливость только украшает его временами почти звериную жестокость. Стыдливость - легкая вуаль над этой необузданной страстной натурой. Но Моте не хочется объятий Мирона, его ненасытного жадного члена, он не хочет снова увидеть его пугающую татуировку, сбегающую вниз от паха на мускулистую правую ляжку, которая мастерски изображает совокупляющихся кентавров.
- Ты давно не захаживал ко мне, и я решил принять редкого гостя по-королевски. - Мотя как бы оправдывает роскошь и блеск стола и свое одеяние.
Мирон вздыхает, пытаясь освободиться от чар бывшего любовника. Надо бы крепче держать в голове Шиманко и его поручение, но не получается. Мотя умеет опутать любого своими гибельными чарами, но Мирон здесь - вестник, он проводник чужой воли, он не должен всецело отдаться под власть магии, которую излучает каждый Мотин жест. Ну, конечно, ванны, духи, массаж, диета. Мотя бережет свое тело, как балетный артист.
Мирон пьет что-то бархатистое и обжигающее, и в глазах его всплескивают искры.
- Мотя... - шепчет он, касаясь его руки, украшенной перстнем с аметистом.
- Друг мой, - жеманный голос хозяина останавливает его, - я уверен, ты ведь пришел по делу. Расскажи мне о нем, чтобы больше к этому не возвращаться.
Мирон Львович медленно приходит в себя. Накатившая волна вожделения угасает легкими толчками сердца в груди.
- Мотя, - хрипит он, - я пришел посоветоваться по двум делам. Ну, первое, ох как не хочется об этом говорить...
Хозяин смотрит на него ободряюще.
- Ну, первое, - продолжает Мирон Львович, несколько успокаиваясь, - меня достал Шиманко...
В голове у него туман, и он совершенно забыл все те слова, которыми собирался изложить придуманную версию.
- Достал до предела... Я бы ушел от него, тем более что "Руно" он совсем забросил. Ты не знаешь, где бы я мог достать хоть что-то против него, ну, чтобы не приставал... Припугнуть чем-то... Понимаешь?
Мотя улыбается по-прежнему нежно. Глаза его скользят в сторону, пробегают по картинам на стене.
- А второе? - простодушно спрашивает он.
- Второе? - тупо повторяет Мирон Львович. - Да, второе. Мне предложили, скажем так, эротическую коллекцию. Надо бы оценить, стоит ли она того, что за нее просят.
- Что же там? - интересуется Мотя.
- Там несколько десятков альбомов, отпечатанных по частному заказу в Париже и Лондоне в начале века... Маркиз де Сад, Аполлинер, римские способы любви с древних фресок...
- Римские способы любви... - повторяет Мотя, делая губы трубочкой, - как интересно! Знаешь, Мирон, - помолчав, вновь говорит Мотя, - насчет первого - я как-то совершенно далек. Но я всегда считал, что твоя связь с Генрихом долго не продлится. Бедный ты, наверное, этот мужлан утомителен. А вот с коллекцией я помогу, у меня есть человек, который прекрасно разбирается в таких штучках. Я дам ему твой телефон.
"Полный облом", - уныло думает Мирон. Очарование вечера застилается деловым неуспехом.
Теперь он совершенно не способен продолжать начатую игру, да и вид Моти кажется ему уж слишком претенциозным. Он вяло ест, не разбирая вкуса блюд и не замечая иронической насмешки в глазах хозяина.
Где-то около девяти вечера раздается звонок в дверь.
- Ты ждешь кого-то? - встряхивается Мирон.
- Да, обещал зайти один знакомый. Но ты нам не помешаешь, - лукаво замечает Мотя. - Посидим втроем.
Но Мирон собирается уходить. В прихожей он сталкивается с молодым мужчиной с аристократической внешностью. Мотя представляет их друг другу. Но Мирон и без представления узнает известного телевизионного ведущего.
Ночью Мирону звонит Зяма и сбивчиво рассказывает о том, что ему удалось узнать. Сонный Мирон Львович, проклиная исполнительного Павлычко, вполуха слушает его рассказ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112