Белла Борисовна недолюбливает завхоза, пожилого, неопрятного человека с неверными глазами и манерами отставного гусара, но сейчас она даже рада ему.
- Простите, Белла Борисовна, если оторвал вас от размышлений, директора нет, надо подписать накладные и доверенность. Надо получить приборы для физического кабинета. Осмелюсь просить вас расписаться за директора.
- Давайте, - говорит Белла Борисовна. - Где?
- Вот здесь и здесь, пожалуйста. Премного благодарен и должен отметить - сегодня у вас, Белла Борисовна, вид императрицы. Весна себя оказывает?..
- Какое у вас воинское звание, Семен Сергеевич? - спрашивает Белла Борисовна.
- Гвардии старшина запаса, Белла Борисовна.
- Гвардии старшина. Гвардии! Почему же вы так по-холуйски держитесь? Вам не стыдно, офицер гвардии?..
- Не понимаю, чем заслужил? Это в некотором роде даже оскорбление...
Вечером Белла Борисовна звонит в дверь Петелиных. Она собрана и полна решимости. Ей надо высказаться. И пока это не произойдет, Белле Борисовне не войти в обычное русло работы, жизни, словом, тех будней, которых у каждого человека, хочет он или не хочет, куда больше, чем праздников.
И вот они друг перед другом - лицо в лицо.
- Здравствуйте, Белла Борисовна, заходите. Не ожидал.
- Здравствуйте, Валерий Васильевич, я пришла повидать Игоря...
- Заходите, пожалуйста. Правда, Игоря вам повидать не удастся, его нет дома, но все равно - прошу вас.
Белла Борисовна входит в довольно просторную, очень обыкновенную, как у всех, комнату, бегло оглядывается и отмечает: книг много, парадные хрустали не бьют в глаза, не давят на воображение, фотография Хемингуэя на стене не висит...
Ей ненавистны дома, где нет книг, где лопающиеся от стекла, безделушек, посуды серванты молча орут: вот мы какие, знай наших; где примитивность образа мыслей прикрывается портретом Хемингуэя: дескать, мы тоже интеллектуалы и знаем что нынче почем не только в мясном ряду Центрального рынка...
Белла Борисовна опускается в предложенное Каричем кресло и, прежде чем успевает что-нибудь сказать, слышит:
- Вы пришли осудить меня, Белла Борисовна? Я готов принять осуждение, но прежде прошу у вас прощения.
- За что?
- Я ввел вас в заблуждение, Белла Борисовна... я не драл Игоря офицерским ремнем, не совал ему подзатыльников и вообще не применял никаких мер физического воздействия. Так что простите и не думайте обо мне хуже, чем я того стою.
- Почему же Петелин не ходит в школу? - испытывая не столько чувство облегчения, сколько досаду, спрашивает Белла Борисовна.
- Видите ли, тут есть две причины: первая - острый дефицит времени. Чтобы наверстать, хотя бы частично, все упущенное исключительно по его и по нашей родительской вине, Игорю надо очень много заниматься. И он трудится с утра до ночи, ему помогают друзья, кстати, и сейчас Игорь поехал в Москву на консультацию по физике. А вторая причина - обстановка в школе сложилась не в его пользу, и я опасался срыва...
- Что вы имеете в виду?
- Не обижайтесь, но, если человеку сто раз подряд сказать, что он свинья, человек поверит и захрюкает. Не подумайте, будто я считаю, что Игоря ругать не за что. Увы, есть и даже очень есть за что, но ваша система не гарантирует успеха.
- Мы встречаемся, Валерий Васильевич, всего второй раз, это, разумеется, не дает мне права судить, что вы за человек впрочем, вы меня не очень заботите, но все-таки я бы хотела понять - откуда у вас такая уверенность в суждениях?
- Наверное, от жизни и от людей. Фронтовой старшина Микола Потапенко преподал мне в свое время весьма полезный урок педагогики. Он мало разговаривал и говорил не очень складно, что-нибудь в таком роде: "Не можете, научим, не хочите, заставим!" Но когда с приближением к передовой у молоденького солдатика начинали трястись руки, старшина садился с ним рядом и, без особой нужды посмеиваясь, ехал под обстрел и подбодрял зеленого шоференка, а потом, возвращаясь, говорил: "Воно мени треба?" или: "Як ще раз злякаешься, скажи - я знов тебе повезу!" И знаете, никто не просил его съездить вторично. Воспитывает прежде всего личность воспитателя и справедливость! Тот же старшина Потапенко совершил, с точки зрения всех армейских уставов, ужасное преступление: избил шофера - за обман, за мелкое и подлое предательство - тот бросил исправную машину с боеприпасами, а доложил, что машина вышла из строя. С шофера был свой спрос. А старшине полагалось предстать перед трибуналом. Так верите, весь автобат вступился за Миколу, потому что даже самый последний разгильдяй понимал - справедливость на стороне старшины...
- В чем же, Валерий Васильевич, мое прегрешение и прегрешение школы перед Петелиным?
- Стоит ли говорить об этом? У меня нет никаких прав ни осуждать, ни давать советы.
- Отчего же? Во-первых, вы лицо заинтересованное, во-вторых, я бы хотела понять...
- Год с небольшим я наблюдаю за Игорем и вот что меня удивляет: мальчишку все время ругают, ежедневно прорабатывают, непременно подчеркивая при этом, что верить ему нельзя, положиться на него невозможно. От разговоров толку чуть, вы это видите лучше меня, так почему же никому в голову не пришло сменить пластинку, попытаться подойти к человеку с другой стороны?
- Конкретно, что вы предлагаете?
- Ничего. Если хотите, могу только привести пример из нашей заводской практики. Не так давно в литейном цехе возникла совершенно неожиданная проблема - пошли жалобы на мужей. И женщины требовали: воздействуйте, поставьте на место. Проанализировали мы жалобы и, между прочим, обратили внимание, что почти все претензии исходят от неработающих и преимущественно молодых женщин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89