Вспоминая те дни, не могу умолчать о наших политработниках, партийных и комсомольских организациях. Они и в обстановке относительного затишья вели неутомимую, кипучую деятельность. Каждый бой, каждая вылазка разведчиков обеспечивалась соответствующим воздействием с их стороны. Влияние коммунистов чувствовалось везде и повсечасно.
Первой в 48-й армии стала полностью снайперской рота, где служили наши замечательные стрелки Полковников и Гармаш. А почин этому положил парторг роты сержант Л. Дорогобид. В прошлом председатель колхоза, он был хорошим организатором и во всяком деле показывал личный пример. Петр Гармаш был его земляком, до службы в армии работал в том же колхозе бригадиром. И не беда, что в дальнейшем он перегнал парторга. Заслуга Дорогобида, организовавшего соревнование за снайперскую роту, не стала от этого меньше.
Социалистическое соревнование на фронте, особенно в первые два года войны, получило очень широкий размах, и душой этого дела повсеместно были коммунисты. Причем цели ставились предельно конкретные: кто лучше использует вверенное ему оружие, кто больше уничтожит фашистских оккупантов. Соревновались красноармеец с красноармейцем, подразделение с подразделением. И хотя где-то кто-то сказал, что в условиях армии эта форма мобилизации активности масс является неприемлемой, жизнь шла своим чередом, опрокидывая на своем пути все бюрократические рогатки.
Во время войны люди не очень-то задумывались над тем, где кончаются требования устава и откуда начинаются требования их собственной совести, сознательности, инициативы, энтузиазма. Гласно или негласно, но соревнование продолжалось. И на первое место в нем всегда выдвигался вопрос о том, как нанести возможно больший урон ненавистному врагу.
Однажды мне довелось присутствовать при подведении итогов соревнования между двумя минометными подразделениями. Одним из них командовал лейтенант Мовпан, другим - лейтенант Евсеев. Поначалу выходило, что первенство принадлежит подразделению Мовпана. Оно уничтожило 13 блиндажей, 24 пулемета, 3 минометные батареи, переправу через реку, склад с боеприпасами и вывело из строя свыше 200 солдат и офицеров противника. У Евсеева показатели были поменьше, однако его бойцы никак не соглашались признать себя побежденными. Рассудил спор кто-то из коммунистов. Он предложил считать, что оба подразделения вышли победителями в соревновании, а побежденными оказались гитлеровцы. На том и порешили.
Запомнился и другой случай. В адрес одного из стрелковых подразделений поступило обращение от поддерживавших его артиллеристов. Артиллеристы справедливо упрекали пехотинцев за то, что те, зарывшись в землю, недостаточно тревожат противника. "Спросите себя, - писали артиллеристы, - все ли вы сделали для того, чтобы рубеж, обороняемый вами, был страшен для врага? Почему молчат ваши снайперы? Почему вы жалеете патроны? Где ваши разведчики-смельчаки?"
На письмо это первыми откликнулись коммунисты: оно немедленно было обсуждено на партийном собрании. А за обсуждением последовали и конкретные дела, результаты которых враг сразу ощутил на своей спине.
И так всегда. Пламенное слово коммунистов, их личный пример играли огромную роль.
Вся деятельность партийных и комсомольских организаций была проникнута заботой о воспитании у личного состава неукротимой ненависти к врагу, железной стойкости и боевой активности.
Глава четвертая. Разгром Манштейна
1
Служба в 48-й армии закончилась для меня неожиданно. 4 декабря 1942 года почти всю ночь я провел на НП нашей левофланговой дивизии, где, по данным разведки, немцы готовились нанести нам удар. Ночь была звездная, морозная. Сквозь легкую дымку смутно просматривался передний край вражеской обороны. Задолго до рассвета мы выслали туда небольшие группы разведчиков в белоснежных маскировочных халатах. Они во многих местах подползли вплотную к траншеям противника, в течение нескольких часов наблюдали за его поведением и, вернувшись, доложили, что никаких признаков подготовки к наступлению нет. А когда на востоке занялась заря, я и сам имел возможность убедиться в этом: немцы вели себя совсем спокойно, их огневые точки безмолвствовали, над окопами лишь кое-где поднимался едва заметный пар.
Наступающий день не сулил нам никаких перемен. И в тот момент однообразная жизнь в обороне показалась мне какой-то особенно удручающей, похожей на бесцельное прозябание. Мучительна была наша длительная прикованность к одному месту в то время, когда на юге, у стен Сталинграда, шла невиданная в истории битва. Конечно, умом я отчетливо сознавал, что здесь, в Брянских лесах, мы тоже не можем оголить фронт, что наша 48-я армия выполняет ответственную задачу. Но, как говорят, душа противилась рассудку, мы испытывали неудовлетворенность от вынужденной неподвижности.
В такие минуты раздумья невольно вспоминались последние сообщения Совинформбюро. Они передавались под волнующим названием "В последний час" и оповещали мир не о новом натиске гитлеровских полчищ, а об успешном наступлении советских войск. До сих пор в ушах звучит торжественный голос диктора Юрия Левитана:
- Наши войска за три дня боев, преодолевая сопротивление, продвинулись на 60 - 70 км, заняли ряд городов и перерезали железные дороги, снабжавшие группировку противника, расположенную восточное Дона. В боях отличились части генералов Романенко, Чистякова, Толбухина, Труфанова и Батова. Наступление продолжается.
Как тут было не позавидовать товарищам! Меня неудержимо влекло к ним. Хотелось вместе с ними принять участие в этих исключительно важных для судьбы Родины боях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93