Ключ, что ли, забыл? Чего звонит?
С этими возгласами Анна Кондратьевна бросилась открывать дверь, но вместо Евгения в квартиру ввалилась шумная компания юнцов.
- Куда вы? Куда вы? Говорю же, нет его дома!
- Ничего, бабуся, над нами не каплет, обождем.
- И ждать нет никакой надобности!
- Как же вы говорите, его нет, а это кто за столом сидит?
- Эжен! Или это не он? Пардон, боку бонжур, фрикасе! Ха-ха-ха!
Вся орава ввалилась в комнату и стала поочередно представляться Маркову:
- Ричард.
- Роберт.
- Мэри.
- Познакомимся: Марков.
- Не сердитесь, бабуся. Но Эжен нам нужен как воздух. Не обращайте на нас внимания, занимайтесь своим хозяйством, штопайте чулки и тэ-дэ и тэ-пэ. Мы как-нибудь займемся сами!
Марков разглядывал их. Их было пятеро. Две девушки, обе молоденькие, тоненькие, обе поражали обилием косметики на лице и противоестественными манерами. Можно было подумать, что они пародируют кого-то или невозможно переигрывают, изображая отрицательных, идеологически невыдержанных героинь из современной пьесы. Прически у них были ошеломляющие, с челкой и крутыми зачесами на ушах, походка вихляющаяся, платья до того короткие, что нельзя было ни нагнуться, ни сесть. Вначале Марков не расслышал, но из разговора понял, что одна из них - Мэри, а другая - Зизи. Двое молодых людей отрекомендовались Ричардом и Робертом, а третий оказался и вовсе без имени, он отзывался на кличку "Мабузо".
Марков смотрел на них с откровенным изумлением, ему не случалось встречать ничего подобного. Мабузо, в желтом свитере, в ярко-желтых ботинках, с подбритыми бровями на мелком незначительном лице, произвел на Маркова особенно сильное впечатление. Он ломался, неизменно награждаемый дружным смехом, коверкал русские и иностранные слова, придумывая какой-то "запрокидончик", "дундук", вместо tete-a-tete говоря "теточка с теточкой", а вместо "здравствуйте" - "дайте пять".
Роберт - долговязый, прыщавый - сам ничего не выдумывал, и роль его ограничивалась тем, что он при каждом трюке Мабузо дико хохотал. Ричард же молча, сосредоточенно щипал девочек и с удовольствием слушал, как они визжали.
- Do you smoke? - обратился Мабузо к Маркову.
- Вы спрашиваете, курю ли я? Нет, не курю.
- Какое разочарование! - паясничал Мабузо.
Долговязый Роберт дико захохотал, схватил яблоко из вазы, стоявшей на столе, и стал его грызть.
- Смотрите, смотрите, он ест яблоко! - вскричала Зизи.
Долговязый Роберт схватил книжку Маркова, прочел надпись, строго спросил:
- Писатель?
И, не дожидаясь ответа:
- Мабузо! Честь имею представить: твой коллега.
- Интэрэсно! - отозвался Мабузо. - В самом деле?
Повертел в руках книжку Маркова:
- Дивно! Сколько получили монет?
- Существуют ставки, - нехотя ответил Марков.
- Сек-рет? I understand you! Понятно!
- Хо-хо-хо! Уж Мабузо скажет так скажет!
- А вы стихов не пишете? - полюбопытствовала Зизи.
Ричард ущипнул ее, она взвизгнула.
- Милорды! А мы опаздываем! - посмотрел на часы Мабузо. - Эжен Эженом, а нам пора маршеном!
- На дорожку прочел бы свои стихи. Вот и товарищ бы послушал.
- Нет настроения.
- Вам нравится Шершеневич? - снова обратилась к Маркову Зизи.
- De gustibus disputandum! - пожал плечами Мабузо и специально для Маркова перевел: - О вкусах не спорят.
- По-моему, спорят, - ответил Марков.
- Например, вы за что: за примат формы или за примат содержания? Сейчас требуют поэзии пресса и молота. Вы согласны, что литература гибнет?
- Не согласен.
- Все ясно, как апельсин. I understand you! Деточки! Потопали! Бабуся, передайте вашему отпрыску, что, если надумает, сегодня у Шаповаловых сбор. Скажите, и Стелла будет.
Как появились внезапно, так внезапно и исчезли. Несколько минут с лестницы доносились визги, крики, дикий гогот долговязого Роберта. Потом все затихло.
Марков и Анна Кондратьевна некоторое время молчали, ошеломленные этим вторжением. Потом Анна Кондратьевна подняла с пола огрызок яблока, брошенный Робертом, и положила его в пепельницу.
- Шалые, - вздохнула она. - Вот уж шалые!
- Это что же, бывшие приятели Евгения? - спросил Марков.
- Эти еще не из худших, тут к нему и вовсе никудышные ходили, по-моему, даже и из тех... Я все за шубы боялась, что шубы стащат.
- Почему у них имена какие-то странные?
- Ничего не странные, напускают они на себя. Например, Зизи. Вовсе она даже и не Зизи, а Зинаида Куропятова, я и ее мать знаю. А вторая так, потерянная душа. И Роберт не Роберт, а Федя Миронов, сын гостинодворца.
- А Мабузо?
- Мабузо - это Игорь Стеблицкий. Не как-нибудь, сын известного профессора...
- Что, правда он стихи пишет?
- Да какие это стихи? Срамота одна. "Шулы-булы, карабулы"... Наслушалась я их. И до чего народ упрямый. Женя их сколько раз выгонял, все лезут! Особенно Игорь, этот самый Мабузо. Я, кричит, новатор, новое течение изобрел! А Евгений книжку вытащил: вот, смотри, где твое изобретение - в девятнадцатом веке сделано! Очень сильно объяснялись они.
4
- О чем шумите вы, народные витии? - вошел Евгений Стрижов, совсем не тот, что был, совсем непохожий Стрижов. - Я еще на лестнице слышал...
Друзья обнялись, никаких объяснений у них не последовало, заговорили так, будто вчера только расстались. Марков сел с ними обедать, а уж до чего Стрижов книжке обрадовался:
- Вот это да! Вот это отколол номер! Я видел, читал, даже купил твою книжечку - вот она! Но это совсем другое дело - с надписью! А я ведь часто о тебе думал. О том, какую книгу следует тебе написать. Конечно, трудно будет, но если поднатужиться, потрудиться в поте лица...
- Ты разговаривай, а сам ешь в поте лица, - пододвинула ему тарелку Анна Кондратьевна.
- Какую же книгу?
- О самой сути:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163