После слабых попыток удержать его Ольга Петровна сдалась, только настаивала, чтобы он хотя бы не задерживался долго.
А там в Чебанку приехали из Одессы кинооператоры и постановщики картины, в которой, согласно сценарию, должны были сниматься Котовский и вся его бригада. Они устроили форменное совещание, спорили, на ходу сочиняли, консультировались, говорили слова "кадр"... "наплыв"... "массовочка"... и утомили Котовского ужасно.
Как везде и всюду, за короткий срок у Котовского завелись закадычные друзья и приятели - подростки со всей округи. Они оказались надежными союзниками Ольги Петровны, потому что частенько срывали занятия Григория Ивановича, появляясь гурьбой и дружным хором упрашивая дядю Котовского отправиться куда-то в экскурсию, о чем он давал обещание, если только не сам же и затеял эту прогулку.
- Капитулирую! - кричал, поднимая вверх руки, Котовский. Смеясь, захлопывал книгу, убирал в стол конспекты, выписки, наброски, и они уходили в степь охотиться на змей.
- Вот спасибо ребятишкам! - радовалась Ольга Петровна. - Одна такая прогулка принесет больше здоровья, чем десять длинных рассуждений директора совхоза об азотистых удобрениях, хотя Григорий Иванович и уверяет, что эти беседы действуют на него, как снотворное, следовательно, полезны.
Котовскому продлили отпуск, но он решил, что довольно. В военных кругах упорно ходили слухи, что Котовского куда-то выдвигают, что Котовского очень ценит Фрунзе и, кажется, намеревается сделать его не то своим помощником, не то назначить заправлять бронетанковыми силами Красной Армии. Во всяком случае, дел накапливалось все больше, а нетерпение Котовского все росло. И в Москве надо было побывать, и о корпусе соскучился и в Ободовку обещал съездить.
И еще одно обстоятельство заставляло Котовского торопиться: Ольга Петровна скоро должна родить, и нужно заблаговременно приготовиться к появлению на свет сына или дочери.
Назначили отъезд на утро шестого августа, с тем чтобы в Одессе сразу же сесть в поезд. Котовский повеселел, все время говорил о своих планах, о новых проектах и намерениях. Мысленно он был уже там - в гуще дел, на самой быстрине полноводной жизни.
Вызвали "оппель" - у Котовского была своя машина, ее подарило ему правительство. Шофер прикатил из Одессы немедленно, пятого же числа, и зачем-то привез Майорчика-Зайдера.
- Прямо навязался, - оправдывался шофер.
Этого субъекта - Майорчика - вообще-то не выносили у Котовских. А после всего, что рассказал Белоусов, особенно.
Пятого августа Котовского пригласили пионеры Лузановского пионерского лагеря на костер. Он рассказал им о Матюхинской операции, рассказывая, сам заново пережил все и, конечно, устал.
- Вот какие на свете бывают истории! - закончил он свое повествование. - А вы, ребята, запомните мой рассказ. Возможно, что в ваше время матюхины уже переведутся, но матюхины живучи, не в той, так в другой личине явятся. Ребята, мы в Чебанке дружной компанией ходим охотиться на змей, и я научил совхозовских ваших сверстников обезвреживать этих гадин. От всей души желаю вам, чтобы вашу цветущую жизнь не омрачали никакие тучи. Но на всякий случай - кто знает, как все сложится? - на всякий случай возьмите за правило: змеиное жало с корнем вырывать. Делайте это решительно, но не сосредоточивая на этом внимание. Жить надо не для ненависти - для любви. Эх, ребята! Ведь у вас все впереди! И каких чудес вы только не насмотритесь, ведь вы живете в замечательное время! Только чур - не робеть, пионеры! Дерзайте! Вперед! Есть хорошая поговорка: многие умеют храбро умирать, но немногие умеют храбро жить!
Пробыл у пионеров Котовский долго, вернулся поздно. Тут бы ему и отдохнуть, но в совхозе и доме отдыха затеяли проводы, причем с ужином, тостами и речами...
5
Пока Котовский был в Лузановке у пионеров, Ольга Петровна укладывала вещи. А тут этот назойливый, какой-то липкий Майорчик! Он очень много говорил, предлагал Ольге Петровне остановиться у него, когда будут в Одессе. С какой стати остановиться? И с какой стати у него?
Ольга Петровна даже не удостоила его ответом. Тоже, объявился друг-приятель! "Остановиться у него"! Вон до чего договорился! Сроду у него не бывали, да и его-то отвадить следовало!
Зайдер не обиделся, когда Ольга Петровна бесцеремонно выпроводила его. Но он не ушел, лишь вышел на крыльцо. Слышен был его неприятный визгливый голос. Он уже болтал с шофером, над чем-то раскатисто хохотал и напевал дурацкую блатную песенку, подражая воровской манере: коверкая слова, пришепетывая и завывая.
Завтра я эдэну мэйку гэлубую,
Завтра я эдэну брэки клеш...
Д-две пути-дэроги, вэб-бирай лэбую,
Эт тэрьмы дэлеко н-не уйдешь!
Не успела оглянуться Ольга Петровна, а он опять тут. Льстил, улыбался, лез со своими длинными и неумными рассуждениями. Ольга Петровна сердилась: и чего Григорий Иванович деликатничает? Гнал бы прочь этого фигляра и болтуна! А уж шоферу Сережке она непременно даст нагоняй, чтобы не привозил, кого вздумается, без разрешения.
Досадовала Ольга Петровна и на то, что даже в последний вечер перед отъездом Григорию Ивановичу подсунули мероприятие. Можно бы хоть на этот раз его не эксплуатировать!
Зайдер жужжал и жужжал, как назойливая муха. Непонятную неприязнь испытывала Ольга Петровна к этому человеку. Даже, пожалуй, отвращение. Она сама не могла еще разобраться. Отталкивающее впечатление производила на нее и эта грубая лесть, и эти ужимки: он умышленно играл в "блатного", щеголял словечками "ксива", "кнокать", "шамовка".
"Нехороший у него взгляд, - думала Ольга Петровна, - не верю я ни одному его слову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163