Хуанито спокойно дышал во сне. Мне очень хотелось спать. Но я пыталась бороться со сном. Хотя что я сейчас могла обдумать?
Я уже совсем было собралась ложиться и хотела погасить свечи, когда дверь снова отперли. Давешняя женщина ввела Марику, умытую и переодетую. Девочка бросилась ко мне. Женщина ушла, снова заперев нас.
Несколько мгновений Марика молчала, припав ко мне и крепко обхватив меня за шею. Я тоже не могла произнести ни слова; с радостью осязая детское живое тельце.
Наконец мы прилегли рядом с маленьким Хуанито и начали шептаться. Я не хотела говорить громко; боялась, что нас могут подслушать.
Сначала мы только и могли произнести, что несвязные ласковые словечки.
– Доченька! Доченька! – невольно шептала я.
– Мама! Мамочка! – отвечала девочка.
Это обращение заставило меня вздрогнуть. Коринна! Та, прежняя, другая жизнь! Но сейчас даже хорошо, что малышка привыкла звать меня мамой.
Марика рассказала, что старуха, когда я ушла, еще немного посидела с ней, затем понесла на руках из города. Марика испугалась и уже хотела заплакать, но старуха заметила, что личико девочки сморщилось, и сказала, что вечером Марика увидит меня. Они долго шли. Старуха опустила девочку на землю и вела за руку. В роще (конечно, в той самой, где и мне завязывали глаза) старуха завязала глаза и девочке. На руках малышку принесли в этот дом. Ей казалось, что нес ее мужчина. («У него были сильные руки», – сказала Марика.) В доме повязку с глаз сняли, малышку искупали, переодели и накормили. Это все сделала та же самая женщина, что принесла нам еду и воду для купания. Очевидно, она назначена прислуживать нам.
– Тебя спрашивали о чем-нибудь? – спросила я Марику.
– Да, мама. Старуха спрашивала, как меня зовут.
– А ты?
– Я ответила: «Марика».
– А она успокоилась?
– Нет. Она еще несколько раз спрашивала, но я все время отвечала «Марика». Тогда она спросила, нет ли у меня еще какого-то имени. Но я сказала, что нет, только «Марика».
– Умница!
– Потом еще она спросила, как зовут моего отца… Услышав это, я встревожилась. Но девочка успокоила меня.
– Я сказала, что я не знаю.
– Она больше ни о чем тебя не спрашивала?
– Она еще спросила, видела ли я когда-нибудь моего отца. Я тоже сказала, что не знаю.
Я подумала, что вся эта ситуация парадоксально правдива. Ведь девочка и вправду не знает, что ее отец – Санчо Пико.
– А когда меня привели сюда, – продолжала малышка, – она спросила у той женщины, которая после меня купала и кормила, я ли это…
– Как это – ты ли это?
– Ну, старуха спросила: «Анхелита, это она?»
– И дальше?
– Женщина сказала: «да».
Значит, эта служанка вовсе не глухонемая.
– А что было после того, как она сказала «да»? – продолжала я допрашивать девочку. – Как ты себя вела?
– Я ничего не говорила. Да они больше ни о чем не спрашивали меня.
– Ну и хорошо! Ты славная девочка. А теперь спи. Я уложила Марику и погасила свечи.
Лежа в темноте рядом с детьми, я сначала не могла заснуть. Конечно, мне было о чем думать.
Значит, я в ловушке. Чего же от меня могут потребовать? Может быть, пообещать им деньги в обмен на помощь? Но нет, пока я не стану открываться им. Пусть они сами все скажут. Во всей этой ситуации есть что-то странное. Я в какой-то странной ловушке. Во всяком случае, я не попала в руки официальных властей. Пока меня не хотят выдать. Чего же они хотят от меня?
Я устала от этой работы мысли и уснула.
Глава восемьдесят девятая
Может быть, я бы посвятила больше времени всевозможного рода размышлениям и попыткам понять, что же с нами будет; но у меня было слишком мало времени. Имея на руках двух маленьких детей, я должна была заботиться о них.
Утром пришла давешняя служанка (я уже знала ее имя – Анхелита). Мы накормили детей. По-прежнему она молчала. И быстро ушла, снова заперев за собой дверь.
День прошел спокойно. Старуха не появлялась. Анхелита приносила нам еду.
– Дети не могут все время сидеть взаперти, – сказала я ей. – Они нуждаются в прогулке, в свежем воздухе.
Она быстро закивала и умоляюще приложила палец к губам.
Я повторила свою просьбу вывести малышей на воздух. Вероятно, Анхелита у кого-то спросила разрешения, и это разрешение было получено. Но, как я поняла в дальнейшем, Анхелита и сама была заинтересована в том, чтобы увести меня из комнаты, где, судя по всему, не имела возможности долго со мной оставаться.
Я обрадовалась, когда вечером служанка явилась с теплыми накидками для детей. Днем в Кадисе было очень жарко, а по вечерам холодало. Знаками она пояснила мне, что сейчас мы выведем малышей. На этот раз мне не завязывали глаза. Я тщетно пыталась понять причину этого доверия. Анхелита вывела нас на лестничную площадку. Я, как обычно, держала на руках Хуанито. Марика семенила рядом.
Деревянная лестница вела вниз. Ступени оказались достаточно широкими, я не боялась, что Марика споткнется.
Меня удивило то, что я не видела никаких других дверей, кроме нашей. Только деревянная лестница и голые темные стены. Анхелита освещала нам путь свечой в оловянном подсвечнике.
Спустившись, мы очутились в узком коридорчике. И снова – никаких дверей. Кроме одной, которая вела в сад.
Это был крохотный, почти квадратный внутренний дворик, огороженный высокими белеными стенами. Даже сильный и ловкий молодой человек едва ли выбрался бы отсюда. Так что, привести сюда уставшую женщину с двумя малышами можно было вполне спокойно.
Здесь, снаружи, было светлее, чем в доме. Анхелита загасила свечу. Марика и Хуанито начали играть чуть поодаль от нас.
– Детям здесь безопасно, мы можем отойти подальше, – вдруг прошептала Анхелита.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147