Убитые мною лежали в куче в нашем окопе. Мы потеряли шесть человек на минах… Русские успели их разложить, на подходах к нашим блиндажам. Меня в тоже утро отправили на курс обучения (как строить блиндажи) и поэтому я не смог сам доложить о ночных происшествиях нашему ротному командиру… Каммерад, который вместо меня сделал это донесение, почему-то высказался противоречиво, что я не сразу открыл огонь по этим пятерым русским, а с начало убедился, что это действительно были русские… Этим самым были запрограммированы неприятности для меня… Но у меня были на это веские основания… мы вели длительную окопную войну, была поздняя осень, было очень холодно, для наших блиндажей нужны были дрова… Не все подразделения своевременно заботились об их заготовке… и ночью случалось, что отделения воровали друг у друга эти дрова… и если они ловились на этом…- то они, тоже заикаясь называли пароль… поэтому мгновенно применять оружие было рискованно – можно было и пристрелить своих… Мне простили… Но вознаграждения я не получил. Когда я вернулся с курсов… все уже об этом случае забыли… Но наш ротный получил за «свое геройство» в ту ночь железный крест первой степени. Однако я знал, что если бы не мое предчувствие в ту ночь, то от нашей роты не осталось бы, наверное, ни одной живой души. Но так всегда среди людей… дела одного замечают, а другого нет. Ирония судьбы: русские проникли в наши окопы именно на том месте, где я предостерегал часовых об опасности той ночи… Сам Бог защитил меня в ту ночь. И без всяких награждений каждый из нас готов был отдать все за свою отчизну… Командир роты поступил, конечно, гадко по отношению ко мне. Однако я и дальше честно выполнял мои служебные обязанности.
Просочились слухи, что русские прорвали нашу оборону на участке фронта, где стояли итальянцы и венгры. Чтобы нас не постигла та же участь, нам пришлось драпать. Быстрым маршрутным темпо мы начали отступать. На наше счастье наш батальон был в полном составе. Мы были ещё довольно сильны. Мы старались не соприкасаться с противником. Все шло превосходно, но в один прекрасный день стычки с противником избежать не удалось. Русские просторы бесконечны. Ты утром уже видишь свою цель, добираешься до неё только поздно вечером. В России мы считали не нормальными километрами, а так называемыми «резиновыми километрами». Внезапно нас обстреляли из засады. За сугробами мы нашли укрытие. Мне было приказано: «Кунц, идите дальше вдоль дороги пока очутитесь за холмом. Там подготовьте для батальона оборонительные сооружения. Мы будем до тех сдерживать здесь русских..» Изо всех сил я пустился вперёд. Над моей головой ревели снаряда вражеской артиллерии. Каждый раз я бросался на снег или в воронки от снарядов. Если опасность снижалась, я бежал дальше, с целью скрыться за холмом. Посмотрев назад, я увидел, что русские сидят на высоте и прекрасно могут обстреливать всю полосу вдоль дорожной колеи. Я опознал, что не продлится долго, и они уложат меня. Нужно было как можно скорее исчезнуть из поля их видимости. Вдруг я услышал голос: «Господин офицер, возьмите меня с собой». Откуда появился этот неизвестный солдат, я не понял. Во всяком случае, я приказал ему иди за мной скрываясь, за каждой возможностью. Опять загремели над нами артиллерийские снаряды, для меня это означало бросаться на землю. Товарищ, присоединившийся ко мне игнорировал свист и бежал дальше. Тут его и задело. Обе его ноги были оторваны. Я наклонился над ним и понял, что уже ничем помочь ему не смогу… и бросился дальше выполнять свое задание, оставив его на произвол судьбы. Я добрался до указанной высоты и нашел укрытие. Вскоре появился мой батальон и я мог указать им дорогу к укрытию. Через некоторое время я заметил вражеский пулемет, который был установлен на кухонной повозке у дороги, вдоль которой я пробился. Этот пулемет обстреливал наш правый фланг и приносил нам большие потери. Я сказал одному камраду: «Я положу свой пулемет на твои плечи и буду считать до трёх, после это мы одновременно выскочим наверх, и я уложу вражеского пулеметчика на кухонной повозке». Было ужасно холодно, руки и ноги не реагировали так быстро, как бы нам этого хотелось… прежде чем мы выскочили наверх, вражеский пулеметчик засек нас и обезвредил… Мой камрад получил две пули в грудь, а меня он ранил в бедро. Сначала я подумал, что пуля попала в мой живот. Я притаился и наблюдал дальше за дорогой. Тут я увидел, как русские собираются в группу и направляются в нашу сторону. Я закричал «русские идут». Вдалеке стоящий офицер ответил: «Я никого не вижу» Я ответил ему подойди поближе ко мне, тогда увидишь. Он подобрался ко мне и увидел наступающих русских и отдал приказ обстрелять их из 100 миллиметровой пушки. Русские залегли… Это использовал товарищ по унтерской школе, Отто Карголь и спас меня, положив меня на шерстяное одеяло и утащив меня, как на санках из-под опасной зоны. Когда он меня тянул, в меня ударила еще одна пуля… она пробила мою шинель, мою телогрейку и застряла в кармане штанов. Эта пуля долгое время являлась моим талисманом. До тех пор пока я вернулся домой и показал ее своим родителям…
Меня погрузили на повозку, до этого мне обработали мои ранения. Поездка шла назад на запад. Но вскоре солдаты, везшие меня выяснили, что я не из их роты и ближайшей деревне выгрузили меня. Ползком я добрался до одной хаты. Там я наткнулся еще на несколько раненных. Среди них был и офицер Карл Энгель. Он отморозил себе обе ноги, он их больше не чувствовал, говорил, что ощущение, как будто деревяшки. Мы немножко отогрелись, и я сказал Карлу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20