Слушай, капитан, разреши заночевать у тебя. Скоро ночь, а до полка еще ехать и ехать. Боюсь, снова нарвемся на фрицев. Дорог не знаем, карта хоть и есть, но все по-немецки! Тем более, ночью! Хрен поймешь где – что! Тут и днем-то заблудишься! А завтра с утреца мы с бойцом двинем к нашим. Ну что, поставишь на временное довольствие в своем цветнике?!
- Хорошо. Конечно, оставайся. Место найдем. Ординарца определим к моим бойцам, а тебе найдем отдельное помещение.
- Ну, спасибо тебе, капитан! Как звать-то тебя?
- Петр.
- А меня Николаем! Что, будем знакомы, «царица полей»! – он еще раз крепко сжал руку Кизима и многозначительно потряс флягой, висевшей у него на ремне. – Где мы можем употребить свои боевые сто грамм за знакомство и за победу? Надеюсь, есть чем закусить?!
- Пойдем, - хозяин повел гостя в свой кабинет-библиотеку. По пути он подозвал дежурного, и сказал ему, чтоб тот организовал накрытие стола.
В библиотеке танкист по-хозяйски снял портупею и фуражку, и бросил их на диван, на котором спал Кизим. Затем он прошелся по помещению, скрипя почти новыми сапогами и заглядывая во все углы.
- Хорошо устроился! Мне бы так! И хоромы и гарем!
- Этот «гарем» несовершеннолетний!
- Ну, не скажи! Есть там экземплярчики! Да хотя бы та немочка, что присматривает за ними! А?! – он хитро подмигнул капитану и громко рассмеялся, - глаз, наверное, положил?! Ну, не бойся, не отобью! Хотя я бы всех их к стенке и не дрогнул бы!
Вскоре, постучавшись, вошел дежурный и принес закуску. Боец разложил еду на столе, предварительно накрыв его газетой «Красная звезда». Майор, не дожидаясь пока боец закончит, взял свою флягу с дивана, подошел к столу и стал разливать спирт по железным кружкам.
- Что, капитан! Вздрогнем?! За нашу победу!
- Вздрогнем, - Кизим тоже подошел к столу, когда дежурный вышел. – Давай, майор, выпьем за то, что остались живы, и за то, чтоб больше никто не погиб!
- Давай! Много мы похоронили друзей закадычных. Скольких боевых товарищей полегло по пути в логово! Знаешь, капитан, я хочу въехать в Берлин на своей «тридцать четверке», дать бронебойным по рейхстагу и закончить на этом войну. Вот тогда я напьюсь, так напьюсь! Ой, держитесь немки! Покажу вам, какой он русский мужик!
Они выпили, майор налил еще по одной. Кизим закусил толстым шматком сала с черным хлебом и, вновь взяв кружку, спросил:
- За что получил Красную звезду?
- За Курск! Ох, и бойня там была! Вспомнишь, и жуть берет! Дым, дым, огонь, везде. Если есть ад, то я был в нем! Где наши, где фрицы?! Ничего не поймешь! Из моего полка тогда я потерял три четверти состава! Самого три раза подбивали. После первого раза мы с экипажем захватили «тигр» и долбали фашистов в их же тылу, пока наши нас не долбанули! Тогда погиб мой стрелок, Ваня Смирнов. Потом мы засели в «тридцать четверке», которая стояла без гусениц, и колошматили по фрицам до последнего снаряда. Тогда уже фрицы подожгли нас. Хорошо мы успели выпрыгнуть! Пересели на машину одного моего взводного, у него ранило водителя и убило стрелка. А нас оставалось уже как раз двое… - майор замолчал, потом налил себе и Кизиму водки и, не чокаясь, выпил. Его взгляд потух, и он уставился в одну точку. Через минуту он продолжил дрогнувшим голосом. - На огромном поле перемешались наши и вражеские машины. Видишь крест на броне танка - и стреляешь по нему. Стоял такой грохот, что перепонки давило, кровь текла из ушей. Сплошной рев моторов, лязганье металла, грохот, взрывы снарядов, дикий скрежет разрываемого железа. Танки шли на танки. Вспоминаю и вижу ужас и смерть! От выстрела в бензобаки танки мгновенно вспыхивали. Открывались люки, и танковые экипажи пытались выбраться наружу. Я видел молодого лейтенанта, наполовину сгоревшего, повисшего на броне. Раненный, он не смог выбраться из люка. Так и погиб. Не было никого рядом, чтобы помочь ему. Мы потеряли ощущение времени, не чувствовали ни жажды, ни зноя, ни даже ударов в тесной кабине танка. Одна мысль, одно стремление - пока жив, бей врага. Наши танкисты, выбравшиеся из своих разбитых машин, искали на поле вражеские экипажи, тоже оставшиеся без техники, и били их из пистолетов, схватывались в рукопашной. Помню капитана, который в каком-то исступлении забрался на броню подбитого немецкого «тигра» и бил автоматом по люку, чтобы «выкурить» оттуда гитлеровцев. Помню, как отважно действовал командир одной танковой роты. Он подбил вражеский «тигр». Но и сам был подбит. Выскочив из машины, танкисты потушили огонь. И снова пошли в бой. Не могу забыть девчушек-санинструкторов, которые бросались на помощь раненым и контуженым бойцам, вытаскивали их из горящих машин. Над нами шли воздушные бои. Самолеты пикировали так низко, что наши радиостанции принимали с неба отголоски жестокого боя. В наушниках слышалось: «Я - Сокол! Иду на таран! Прощайте, товарищи!». Вот так, капитан! Да что там вспоминать! Если бы только Курск!... Скольких товарищей похоронил…да… ну, да не будем…вздрогнули что ли?!
- …вздрогнули…
- Да ты, я смотрю, тоже при орденах! Тоже, небось, многое повидал?! - майор вытер рукавом губы и посмотрел на грудь Кизима, - все мы хлебнули и повидали горя на этой войне…будь она проклята! Сам откуда?
- Из Сибири.
- А я Воронежский. Я ведь по профессии строитель, а на войне пришлось стать танкистом и взрывать все, что построено. А ты кем был до воны?
- А я учитель.
- Уважаю! Ну, что за товарища Сталина?!
- Да, за товарища Сталина.
- За нашего любимого вождя и вдохновителя всех наших побед!
- Да, - они чокнулись и выпили еще. По мере того как майор наливался спиртом взгляд его мрачнел и из, казалось, добродушного парня превращался в угрюмого, злого и малоразговорчивого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20