Но я также знаю и другую сторону войны. Я знаю, как немецкие офицеры спасали русских, украинских, польских и даже еврейских детей от зверств СС, как рискуя своей жизнью, они спасали женщин и стариков от голода. Я знаю, сам видел последствия, как ведут себя некоторые американцы на оккупированных ими территориях! – капитан кивнул в сторону своих гостей. - Как они расстреливают пленных! Как расстреливают мирное население! Но, опять-таки, не все! Люди должны оставаться людьми в любых обстоятельствах. И они остаются ими, если они люди. А звери в человеческом облике на войне себя чувствуют в своей тарелке и только в мирное время стараются скрывать свои настоящие лица! Звериные морды! Так за что благодарить? За проявление человечности человеком?! Так что садитесь Кунц рядом и давайте хоть на минуту забудем о войне!
Однако застолье продолжалось недолго. Гул и грохот взрыва, одного, затем другого, заставил прервать редкое за последние годы благодушие.
* * *
Первый снаряд упал метрах в пяти от стоявших у дороги в ряд американских танков. Вырванная земля комьями осыпала застывшую технику и почти одновременно с облаком едкого дыма и пыли пронеслась над солдатами, дежурившими за мешками с песком. Ни Кизиму, ни Джонсону не пришлось отдавать команды своим подчиненным занять боевые позиции. Бойцы Кизима, привыкшие за долгие годы к постоянному чувству самосохранения, высыпали во двор и бросились к местам своих боевых расчетов. Американцы, напуганные внезапными боевыми действиями, все же не растерялись и, пригнувшись, разбежались, заняв позиции рядом с русскими. Взрывы не прекращались. То там, то тут вспыхивал огонь, летели в разные стороны грязь, трава, не имевшая уже своего родного цвета, осколки мелких камней. Грохот взрывов и гул летящих смертоносных болванок привычно раздражал слуховые нервы солдат, но страшно напугал мирных граждан. Немецкие обыватели из близлежащих домов, впервые услышавшие шум войны, стали выскакивать, в чем были, и стремительно прятаться в подвалах своих каменных домов.
Кизим и Джонсон оказались рядом в небольшом окопчике, который за день успели вырыть бойцы его роты. Американец был напуган и, наверное, поэтому невольно прижимался к капитану. Весь его хмель куда-то делся. Глаза, полные ужаса смотрели по сторонам, пытаясь понять, откуда грозит ему внезапно объявившаяся смерть.
- Who this?! Germans?! (Кто это?! Немцы?!) – громко прошептал он в ухо Кизиму.
- Пока не знаю! – по-русски ответил ему Петр Трофимович, но смысл этих слов в переводе не нуждался. Они стали понимать друг друга без слов.
Несколько снарядов легли совсем рядом с ними. Один взорвался на крыше особняка, в щепки разнеся часть черепичной крыши.
- Лейтенант! Прикажи своим людям занять места в своей бронетехнике! И пусть отвечают огнем!!! – пытаясь перекричать шум взрывов, заорал капитан по-русски американцу, указывая рукой на его технику, сопровождая свои слова матом и жестикуляцией.
-Yes, sir! – взял под козырек Джонсон, не понятно как уяснив суть сказанного русским. Тут же он заорал команды своим людям, перекрикивая шум боя. Американцы засуетились и поодиночке и парно стали пробираться к своим бронемашинам. Через несколько минут один из танков открыл огонь. Из его короткого ствола вырвалось пламя, и смертоносный металл улетел в сторону врагов, отвечая смертью на смерть.
Кизим, оставаясь в окопе, пытался понять суть происходящего и организовать грамотную оборону. Снаряды летели с противоположной стороны от городка. Скорее всего, враг расположился за рекой и проводил артобстрел. Следовательно, необходимо было готовиться и к атаке с той же стороны. По звуку разрывающихся снарядов он предположил, что обстрел велся из танковых орудий.
В окоп спрыгнул командир второго взвода. Его бойцы ближе всех к врагу занимали оборону.
- Товарищ, капитан! Это танки, причем «тридцать четверки»! Наши! Товарищ капитан! Может, приняли нас за фрицев?!
- Может, может…слушай, взводный, пошли бойца за простыней и пусть твои помашут ею. Возможно, если это наши, то они прекратят обстрел…
-Есть! – взводный выскочил из окопа и перебежками побежал к своему взводу.
Внезапно комроты вспомнил о больных девочках. Он представил их в комнате полной дыма, шума, осыпающейся штукатурки, их испуганные лица, непонимание того, что происходит вокруг и от этого еще больший ужас в их детских глазах и сердцах. Выждав момент, когда наступило короткое затишье, он также как и взводный выпрыгнул из окопа и, пригнувшись, побежал, но только в дом. За его спиной рванул взрыв, но осколки его не задели.
В доме стоял гул от взрывов, столб пыли от штукатурки со стен и потолков. Кизим забежал на второй этаж и бросился в комнату девочек. Рванув на себя дверь, он сначала не увидел ни одной живой души. Но быстро окинув комнату взглядом, догадался, что надо искать на полу. Девочки лежали под кроватями, прикрывая свои головы руками. Среди них он рассмотрел и Helen. Она-то своим примером и уложила их на пол. Рядом с выходом лежала девочка лет девяти. Петр Трофимович подлетел к ней и, присев возле нее на корточки, взял под руки и посмотрел ей в лицо. Она, открыв глаза, которые в ужасе зажмурила, когда начался обстрел, посмотрела на него. Эти глаза не имели дна. На мужчину смотрели два карих блюдца, полных слез и непонимания всего происходящего вокруг. Это были глаза ласкового и напуганного домашнего животного. Оно искало защиты у своего хозяина и никак не могло понять, почему его хотят убить. Ведь оно так любило своего хозяина! Девочка прильнула к мужчине и прижалась к его груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20