Увидев это, Helen поспешно обратилась к нему, боясь, видимо, его ухода.
- Скажите, что будет с нами?
- С кем?!
- …с девочками, с персоналом, с Кунцем?
- Helen, я не провидец. Я не могу сказать, что будет через десять минут, тем более что будет со всеми людьми в будущем. Могу только сказать, что девочек отправят в лечебницу, Вы сможете уехать домой или туда, куда захотите, впрочем, как и весь персонал пансионата, Кунца и солдат, скорее всего, поместят в лагерь для военнопленных.
- А Вы? Что будет с Вами?
- Я? Я продолжу служить до окончания войны. Потом уеду на родину.
- У вас там семья?
- Нет… жена погибла, родители умерли…
- Извините…
- Ничего.
- Во всем виноваты мы! Это чувство вины у немецкого народа будет очень долго! – она смотрела на капитана и в ее глазах блестели слезы. Он не смог ей сразу ничего ответить. Да и что он мог сказать?! Сказать, что немецкий народ не виноват?! И во всем виновен только Гитлер?! Но разве только Гитлер воевал, расстреливал, сжигал, уничтожал?! Разве не немецкий народ все это делал?! Разве не немецкий народ, вскидывая руку вверх, кричал «Да здравствует фюрэр!», а потом загонял толпы народа в газовые камеры, сараи Хотыни, вешал ни в чем не повинных стариков, женщин и детей!
Вот, напротив него сидит немка, представитель того самого народа. Но почему у него нет к ней ненависти?! Разве не должна она принять на себя часть справедливого гнева, за все страдания, выпавшие на его долю и на долю миллионов людей разных национальностей?! Разве не проще обвинить эту немку в начале войны и ее последствиях?! Ведь она частица немецкого народа. И она, в этом он был уверен, тоже кричала «Хай Гитлер!» Однако, после довольно долгого его молчания и долгого ее ожидания, Кизим в задумчивости сказал:
- Народ здесь ни причем! Он не совершает преступления, их совершают люди! Каждый человек в отдельности. Тот, кто стреляет, вместо отказа от убийства, тот, кто вешает, сжигает и не мучается потом совершенным преступлением.
- Но народ состоит из людей! – воскликнула немка. – И чем больше людей исполнять преступные приказы, тем страшней народ!
Она встала, быстро подошла к мужчине, который сидел напротив нее, и устало смотрел куда-то в сторону. Остановившись перед ним, Helen задрала рукав своей черной кофточки и показала ему оголенную руку, на которой синела аккуратная татуировка в виде нескольких цифр.
- Вы знаете, что есть это?
- Нет…
- Это память о лагере… но перед ним был гестапо… - ее глаза сверкали капельками слез.
- Но почему? За что?! – Кизим был поражен. Он никак не мог предположить, что эта красивая молодая женщина, будучи немкой, побывала в гестапо и в концлагере. Чем она могла так напугать фашистов.
- На меня донести соседи, которые знали, что я помогать больным русским. Они сообщить гестапо, что я ваша шпион. Меня пытать и потом поместить на год в исправительный лагерь.
- Простите меня Helen…
- О! За что?! – удивилась девушка.
- За то, что мы считаем фашистами всех немцев!
- О! Нет! Нет! Вы не думать, что я оправдываться! – ее глаза мгновенно высохли, и она превратилась в гордую арийку. – Я только говорить, что немецкий народ весь виновен в этой война.
Женщина опустила рукав и вернулась на скамейку. Кизим почувствовал, как она пожалела о том, что произошло и теперь ей неудобно за свою откровенность. Чтобы как-то отвлечь ее от чувства неловкости и воспоминаний, он задал глупый вопрос, о котором потом тоже пожалел.
- Helen, а Вы были замужем?
- …найн. Моего жениха убили под Москвой. Мы знать друг друга с детства, жила вместе в одном доме.
- Еще раз простите…
- Нет, не надо извиняться. Ведь и у Вас много горя…
- Да… война никого не пощадила…
- Простите, - девушка встала, - мне надо идти. Скоро прогулка девочек, я должна помогать frau Garson.
- Да, да, конечно! – Кизим встал, провожая немку.
* * *
Ближе к вечеру, закончив проверку караула, комроты сидел в библиотеке и листал какую-то книжку. Она была на немецком языке, который он так за все время войны и не выучил. Петр Трофимович не пытался понять, о чем книга и не старался перевести текст. Его привлекали в ней красивые репродукции старинных гравюр. Это занятие его увлекло, и он не сразу услышал стук в дверь.
- Товарищ капитан, разрешите?! – после довольно продолжительного стука в библиотеку вошел дежурный по роте.
- Слушаю.
- В расположение нашего подразделения прибыл майор-танкист с ординарцем. Спрашивают Вас.
- Хорошо. Скажи, что сейчас буду, - Кизим встал, взял с кресла портупею и неспешно стал застегивать ремень.
Во дворе он увидел майора-танкиста и бойца в танковом комбинезоне. Майор сидел в курилке, курил и внимательно рассматривал гуляющих девочек. На вид ему было не больше тридцати. Выглядел он молодо, но в его волосах кое-где уже искрилась седина. Внимательно рассмотрев гостя, Кизим решил, что танкист скорее всего душа любой компании. Такие мужчины очень высокого мнения о себе и они нравятся женщинам. Заметив Петра Трофимовича, молодой офицер встал и, не вынимая сигареты изо рта, пошел навстречу.
- Приветствую, тебя капитан! Майор Иванов! Командир сто тридцать четвертого.
- Капитан Кизим. Командир роты охраны штаба корпуса.
- Очень приятно, - танкист крепко пожал руку капитана, - вот, ехали в расположение нашей части и нарвались на отряд фрицев примерно в двадцати километрах к северу отсюда. Пришлось улепетывать. Если бы не «союзник», - он махнул головой в сторону «Виллиса», неизвестно где бы щас были: у тебя или у господа бога в гостях! Пока убегали, заблудились и выскочили к вам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20