Когда конь, роняя пену, пронесся мимо, он явственно ощутил на лице брызги и комочки земли, поднятые копытами. Или я не все знаю о делириум тременс, или все происходит наяву, решил Корсаков. Но тогда объяснений этому не может быть, потому что этого не может быть никогда,Страх потихоньку отпускал его, он встал на колени, приподнявшись над низко стелившимся туманом. По склону оврага росли кусты орешника и, насколько он мог увидеть в полутьме, молодые березки. Добравшись до склона, он выбрал наиболее сухое место и присел, привалившись спиной к одной из них.Крикнула ночная птица, кто-то зашуршал в траве, а может просто земля осыпалась. После того, что пришлось пережить, возможность встретить какое-то животное воспринималась Корсаковым как небольшое развлечение. Хотя, конечно, если здесь рыцари по полям скачут, то почему не появиться медведям, а то и тиграм? Нет, скорее единорогам и драконам.Возбуждение прошло вместе с паникой и он все сильнее чувствовал холод и сырость земли, на которой сидел. Не хватало еще простудиться.Корсаков встал, хватаясь за березку и пошел вдоль оврага, придерживаясь за деревца. Направление на огни он потерял, карту тоже обронил пока кувыркался, и самое лучшее было выбраться наверх, но склоны оврага были слишком круты и он подумал, что если поскользнется и вновь свалится вниз, то так и останется лежать, истратив последние силы.Овраг был узок, звездное небо над головой походило на дорогу, усеянную светлячками. Он попытался вспомнить какие-нибудь созвездия, но из всех знал только Большую Медведицу, а ее не было видно. Без нее он не мог даже отыскать Полярную звезду, чтобы хоть приблизительно определить направление.Вскоре Корсаков заметил, что склоны становятся отложе, подлесок впереди смыкался, вставая стеной — значит овраг кончался. Куда только выведет?Он пробивался вперед, отводя ветки, склоняя в сторону деревца. Стволы становились все толще и выше, запахло хвоей. Стало быть он вышел к лесу — и то хорошо. Корсаков остановился передохнуть и ему показалось, что впереди, за деревьями он увидел красноватый отблеск. Сделав несколько шагов, он прислушался. Тишина в лесу никогда не бывает полной: легкий ветер шелестит листьями, прогрызают ходы в стволах древоточцы, кто-то охотится ночью, кто-то прячется, но сейчас Корсаков явно расслышал голоса, треск валежника в костре, почувствовал запах дыма. К нему вновь вернулся страх — что если это те, кто охотится за ним? Хотя, с другой стороны, они не станут разводить костер в ночном лесу. Если только не хотят выманить его.Он пошел вперед осторожно, ощупывая ногой землю впереди прежде, чем сделать шаг. Голоса приближались. Насколько он мог судить, разговаривали два человека. Слов он пока разобрать не мог, но вероятно, подойдя поближе, можно будет узнать, кто это жжет костер: заблудившиеся туристы, бомжи, решившие пограбить пустующие дачи, или…Сквозь деревья стало видно пламя костра. Корсаков, пригнувшись, перебежал к толстому стволу ели и прижался щекой к шершавой коре. Отдышавшись, он на четвереньках прополз вперед и, приподнявшись, осторожно выглянул из-за поваленного дерева.На небольшой поляне полыхал костер, двое мужчин, развалившись возле огня, вели неспешный разговор, изредка подбрасывая в пламя валежник. Вокруг костра вились мошки. Невдалеке в землю был вкопан столб, возле которого лежали вязанки хвороста. Корсаков попытался разобрать слова. Говорили не по-русски, в этом он мог поклясться. Конечно, в Подмосковье наехало много рабочих из Молдавии, из Закавказья и Средней Азии. Беженцы основали в лесах целые поселки, но язык, на котором говорили у костра, был явно европейский. Может, это был украинский? Если мужики — приезжие с Западной Украины, то их диалект даже в «самостийной и незалежной» мало кто понимает. Корсакову послышалось знакомое слово. Где-то он слышал его совсем недавно и теперь мучительно пытался вспомнить, что оно значило и в каком контексте прозвучало.Тем временем до него донесся соблазнительный запах жареного мяса — над костром, нанизанная, как на шампур на ветку, висела тушка какого-то животного. Скорее всего кролика, но может и кошки — если мужчины возле костра бомжи, то желудки у них неприхотливые. Одни из них приподнялся, присел возле огня на корточки. Пламя осветило его лицо, почти до глаз заросшее бородой. Волосы на голове были заплетены в косички: две спускались с висков, одна змеилась с затылка вдоль шеи. Густые брови нависали над глазницами, почти скрывая блеск глубоко запавших глаз. Не только прическа показалась Корсакову неестественной — одежда была не менее необычна что для беженца из стран бывшего Советского Союза, что для бомжа: на мужчине были широкие бесформенные штаны неопределенного цвета, то ли рубашка, то ли нижнее белье с завязками у горла и жилетка. Она-то больше всего и поразила Игоря: короткая, едва доходящая до пояса, она была явно меховая, впрочем, мех в большинстве вытерся, остались клочья шерсти, торчащие жалкими островками среди засаленной кожи. Словом, одежда больше подходила каким-нибудь гуцульским пастухам, а не подмосковным бродяжкам. Сейчас на любой свалке можно найти ношеный китайский пуховик, драные джинсы, стоптанные кроссовки, но, впрочем, кому в чем удобно, тот так и наряжается.Мужчина, тем временем, перевернул тушку другим боком к огню, поднял с земли какой-то мешок, повозился с ним, развязывая и, подняв над головой, припал к нему. Мешок оказался бурдюком. Корсаков отчетливо слышал, как мужчина гулко глотает его содержимое. Передав бурдюк приятелю, мужчина вытер бороду рукавом, рыгнул и снова прилег, опершись на локоть и уставившись на огонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81