— Взрослый человек, не ребенок,— успокаивала его жена,— Управится и приедет.
— Взрослый, да беспечный! — раздражался Мастан еще больше.— Завалился где-нибудь под горой и спит себе.
— Нет, он спать не будет,— возражала женщина.— Знает, что здесь больной ждет.
— Пузырь у него вместо сердца. Мир будет рушиться, ему все нипочем. Я сам виноват. Нашел кого послать, будто нормальных людей нет.
— Должно быть, что-то его задержало.
— Разбойники напали?
— Может, доктора не смог найти.
— В каждой касабе докторов полно! Не один, так другой. На одном Аптуллах-бее свет клином не сошелся.
— Мало ли что,— вздохнула женщина.— Откуда ты можешь знать?
Мастан сыпал проклятиями.
На другой день, едва открыв глаза, Мастан первым делом справился об Ахмеде. Тот еще не приезжал.
— Ну, пусть только приедет!— пригрозил Мастан, обматывая талию шерстяным кушаком.— Уж я с сукиным сыном поговорю...
Одевшись, он вышел из дому и долго стоял как вкопанный, глядя на дорогу, ждал, не услышит ли отдаленного топота копыт. Подождал, подождал, потом, бормоча что-то себе под нос, отправился в кофейню.
Ахмед вернулся лишь после обеда — пешком, без лошади. Весь в поту, тяжело дыша, с налитыми кровью глазами он прошел мимо кофейни. Мастан постучал в окно. Ахмед не слышал. Тогда Мастан послал за ним Мусу. Тот вылетел из кофейни, как стрела из лука, не заставляя хозяина дважды повторить приказание.
— Дружок, Дружо-ок! — заорал он Ахмеду вслед.— Хозяин тебя зовет!
Ахмед обернулся, перевел дыхание, увидел в окне Мастана и неверными шажками засеменил к кофейне.
—Где ты пропадал? — грозно встретил его хозяин.— В пору было на розыск посылать!
Ахмед мешком опустился на первый попавшийся стул — никак не мог отдышаться. Молча стянул с головы потрепанную кепку, расстегнул минтан. Рубаха его была темной от пота.
— Не спрашивай, мой ага,— выдавил он.
— А конь где?
— Сейчас все расскажу... Беда свалилась на нашу голову. Пропала лошадь, ага.
Мастан подскочил как ужаленный. Занес кулак над головой Ахмеда.
— Что ты наделал, подлец?! Это же какой конь — от племенного жеребца! Негодяй, сукин ты сын!
— Помер вороной...
Мастан как подкошенный повалился не стул.
— Ох, ох! Позор тому, кто доверяет дураку!
— Я ни при чем. Это хозяин постоялого двора виноват.
— Хозяин? Он мне заплатит, этот ублюдок! — Мастан обрадовался возможности хоть деньги за коня вернуть.— Рассказывай все как есть!
— Приехал я в Гюней. Привязал лошадь на постоялом дворе у Геврека.
— Что дальше?
— Ну, ясное дело, привязал его за узду, стреножил., И за шею еще привязал, чтобы не сорвался, если какая-нибудь кобыла во дворе окажется.
— Так ты его удушил?!
— Нет! Ты слушай!
— Что слушать? Моя вина! Доверил тебе лошадь.
— Привязал я вороного. Мне нужно идти к врачу. Буду, говорю, скоро. Ну вот, возвращаюсь на постоялый двор. Геврек смотрит на меня... Странно так смотрит. Я ему: что с тобой? — а он молчит. Тут я сразу и подумал, что с конем неладно... Выбегаю во двор — в крови лежит.
— Что случилось?
— Кобыла зашла во двор. Вороной взбесился. Порвал узду, путы, веревку на шее. Никто его не мог удержать. Геврек сколько лет около лошадей, и то не смог. Живет у него хромой монах, гяур. Так вот этот монах взял и ухнул вороного колуном. Помер конь.
— Хромого заставлю заплатить!
— На мне вины нет. Мастан уже понял это.
— Редкостный был конь,— повторял он горестно/— К чужим ни за что не шел. А порода какая — от жеребца самого Нуреттина-паши! Птица, а не конь!
Ахмед любил вороного еще больше, чем Мастан.
— Нет греха на моей душе,— бормотал он.— Клянусь аллахом, он был для меня дороже сына.
— Эх, какой был конь! — сокрушался Мастан.— Племенной! А где же доктор?—спохватился он наконец.
— Завтра приедет, сегодня у него дела.
— Я его тоже по делу зову!
— Там убили одного. В Верхнем Армутлу следствие идет.
— Приспичило им! Нашли время человека убивать, когда я заболел!
Крестьяне, услыхав о гибели вороного, подсели поближе.
— Я его ржанье за сто метров узнавал,— сокрушенно вздыхал Муса.— Даже копытами цокал по-своему, душа моя! Знатный был конь, паша среди коней.
— Верно, паша среди коней,— кивал Мастан.— отпрыск жеребца самого паши! Кому, как не ему, быть пашой среди коней!
— Больно пуглив был,— вставил Хотунлу.
— Потому что породистый, понял? Не чета вашим полудохлым клячам. Им все равно! А этот чуял, когда лист мимо пролетит.. Я бы его на десять человек не променял. Он лучше меня понимал, кто мой враг, а кто друг. От смерти меня спас. Никогда не забуду!
— Что ты говоришь? — удивился Хотунлу.
— А как же! Поехал я как-то на озеро уток стрелять. Утки далеко сели. Начал я подъезжать к ним тихонько. Вдруг стал вороной как вкопанный. Порази его аллах — с места не тронется, что значит порода! А оказалось, впереди прямо перед конем яма глубокая. Крестьяне потом рассказали. Никогда я этот случай не забуду.
— Эх,— вздыхал Ахмед,— словно ребенка своего лишился! Даю, бывало, ему овес, а он ржет. Я его по ржанью, как человека, понимал.
— Что ж поделаешь,— сказал Мустафа,— помер. Люди помирают, не то что лошади.
— Кто знает цену хорошей лошади, тот поймет меня,— вскипел Мастан.— А что ты понимаешь в лошадях, если вырос на ишаке?
— Ага, не годится так расстраиваться,— успокаивал его Ибрагим.— Коня найдешь, человека потеряешь.
От вороного и его родословной разговор перекинулся к коням легендарных Кероглу и Чакыджи, и в конце концов все забыли, с чего начался этот рал говор.
Ах, как ждали крестьяне большого дождя! Того, который выпал, пока Хасан сидел в тюрьме, было недостаточно, чтобы налиться зерну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50