И в довершение ко всему комичный, даже по тем временам, костюм! На голове котелок, шею сжимает высокий тугой воротничок, во всем этом что-то от восковой фигуры либо от зловещего любовника из Дюссельдорфа. Ну как полюбить такого? Хоть бы еще характер был уравновешенный, спокойный, легкий для совместной жизни, так ведь и этого нет. Бурный, ревнивый, грубый, упрямый и властный, он сделал ее жизнь в Хоннефе невыносимой, обижая и оскорбляя ее, он часто доводил Анни до слез, и она вынуждена была скрываться в своей комнатке. Если бы он не требовал от нее так много, больше, чем она могла уделить из скупого запаса чувств,—каким бы он был милым товарищем в этом живописном дворце, в чужой стране, среди чужих людей! С первой минуты он окружает ее вниманием, набрасывает шаль на плечи, подает мелочи, на прогулках переводит по мосткам через ручьи, такой внимательный, предупредительный, по-рыцарски благородный, да, именно по-рыцарски. Наверное, это внимание к дамам у него ог отца-генерала, о котором он ей рассказывал. Аполлинер с легким стыдом вспоминает выдумки о своей семье, которыми он угощал Анни. Тогда ему казалось, и вероятно справедливо, что рассказы о семье сделают ее более доверчивой, сблизят с этой привлекательной, хотя и холодной девушкой. Скажи он, что он незаконнорождемпплп,—это наверное ошеломило бы ос и навсегда разрушило его планы. Она не поняла бы той сложной истории, которая начинается с бегства деда-поляка после какого-то там польского восстания из родового имения под Новогрудком в Рим, а кончается бегством из дома и романом его дочери Анжелики с итальянским офицером Франческо Флуджи д'Аспермоном. А если бы еще узнала, что эта Анжелика, его мать, родив двух незаконных сыновей, живет теперь со своим новым другом, Вейлем, в Париже, что еще не так давно известна была, как азартный игрок в казино Монако и Ниццы,— нет, нет, все это лишило бы его последнего шанса, отвратило бы ее от него окончательно. Да что за будущее мог обещать ей этот странный юнец, так хорошо знающий французскую литературу, немецкие романтические предания, древнегалльские сказания о Мерлине и его возлюбленной Вивиан? Читал он ей свои стихи, но она слишком слабо знала французский, чтобы оценить их. Многие молодые люди пишут стихи и с возрастом перестают писать их. Он показывал ей некоторые, даже напечатанные в журналах, но и такое часто случается, пока человек не определится и не станет учителем или банковским служащим. А ведь есть же в нем что-то незаурядное.
Незаурядное? А может быть, это просто отсутствие уравновешенности, чрезмерная впечатлительность? Когда, взобравшись по длинной крутой тропинке, они смотрят с вершины на виноградники, тянущиеся по склонам, и голубую полоску Рейна в этом зеленом пространстве, он забывает о ней, шепчет про себя и напевает какие-то слова, которых она не может ни расслышать, ни понять. А как этот юнец умеет и любит говорить! Сначала он описывал ей Париж и это было очень любопытно— женские наряды, куртизанки, движение на улицах, ночная жизнь, потом увлекся вдруг природой Рейна, народными обычаями, легендами, он ведь изучал повседневную жизнь немцев. Как-то его пригласил один немецкий учитель из Кёльна, Гийом обедал у него и остался на ночь, потом, пользуясь разрешением мадам Мильгау, посетил Берлин, Дрезден, Мюнхен, добрался даже до Праги. (Аполлинер и поныне помнит светловолосую Мари-зибиль с пышными формами, прогуливающуюся возле кабачка, где он с приятелями пил пиво за темным дубовым столом. Оказалась она доброй и сентиментальной, только не хватало юмора, присущего французским девушкам; расчесывая перед уходом свои светлые волосы, она успела рассказать ему всю свою жизнь, добропорядочную и самую обычную, неожиданно завершившуюся карьерой уличной девицы.) Он заранее готовил совместные прогулки с Анни, они были словно яркие театральные представления. Однажды он так поразил ее рассказом об убитом когда-то подмастерье столяра и его возлюбленной, которая на месте их встреч, возле скамьи с вырезанным сердцем, пыталась выброситься из окна заброшенного замка, что Анни несколько ночей боялась одна возвращаться в свою комнату по темным лестницам хоннефского дворца. В другой раз велел ей до тех пор вглядываться в воды Рейна, пока она не увидит возникающую из волн голову никсы, речной нимфы, в пасмурные дни развлекал кровавыми сказаниями о Нибелунгах, а когда ветер стучал в окно и с воем продирался среди деревьев и кустов, окружающих дом, рассказывал, что это бородатые немецкие карлики плачут в увядающих зарослях виноградников, требуя вина, которое бродит в бочках. Рассказывая, он пристально вглядывался в нее и следил, какое впечатление производят на нее эти слова. А когда она дрожала и испуганно забивалась в кресло, он, довольный, разражался смехом и обрывал рассказ.
Не раз она видела. Как он спускался в обширную кухню, где зимними вечерами собирались приятельницы камеристки и, работая вязальными спицами, пересказывали друг другу местные сплетни, поверяли свои любовные горести, гадали и рассказывали немецкие сказки. Прогулки, беседы, пикники увлекали его настолько, что трудно было понять, как он находит время читать книги, которых знал уйму, да еще таких, о которых она слышала впервые. Мадам Мильгау неоднократно справлялась у него о том или ином писателе, помимо разговоров о путешествиях и памятниках старины, это была одна из любимых тем за обедом и ужином. Графиня считалась с его мнением, любила шутку и вежливость в истинно французском духе; его изысканные комплименты, внимание к нарядам молодой вдовы и восхищение ее умением подбирать букеты принимались благосклонно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95