Короткими пухлыми пальцами он лезет в кармашек жилета, достает миниатюрные ножницы и заботливо обрезает кончик сигары. Потом убирает ножницы, берет со стола тяжелую серебряную зажигалку и сосредоточенно раскуривает сигару. После чего направляет мне в лицо густую струю дыма вместе с вопросом:— А что написано у вас в паспорте?— Имя — Петр Колев, национальность — болгарин, род занятий — заведующий хозяйственной частью судна и прочее. Номер я, кажется, забыл.— Номер не так важен. — Рыжий небрежно поводит в воздухе дымящейся сигарой. — Ведь вы не номер, друг мой, вы — человек!И после этого заявления спохватывается:— Да садитесь же!Я сажусь в большое кресло, чувствуя, как дрожат у меня ноги, а рыжий предлагает:— Глоток виски для бодрости духа? Наверное, при этом он нажимает какую-то кнопку на столе, потому что в кабинет тут же врываются Ал и Боб. Похоже, эти молодчики решили, что застанут смертельную схватку хозяина с чужаком, но в комнате царит мир и тишина, и они хмуро застывают у дверей, со сжатыми кулаками.— Принесите чего-нибудь выпить! — велит рыжий. — Обо всем приходится напоминать!Ал вкатывает в кабинет передвижной бар на колесиках, хозяин делает небрежный жест, означающий «проваливай!», поудобнее устраивается в кресле и берется за бутылку.— Обычно я позволяю себе не больше двух пальцев виски в час, — поясняет он. — Стараюсь выполнять предписания этой нудной породы — врачей. Но не могу же я пренебречь гостем ради каких-то предписаний! Что поделаешь, характер!Я принимаю стакан, в который мой хозяин собственноручно бросил два кубика льда, делаю для храбрости большой глоток и чувствую: мне чего-то страшно не хватает.— У вас не найдется сигареты?— Разумеется, найдется, мой друг, как это я не подумал…Он достает с нижней полки бара тяжелую ониксовую шкатулку, полную сигарет, и даже идет к столу за зажигалкой. Я глубоко затягиваюсь и чувствую, как проклятый яд начинает оказывать благотворное воздействие на мой изнуренный организм.— Значит, болгарин? — рассеянно говорит хозяин, глядя на дымящийся кончик сигары. — Болгарин, — признаюсь я.— А как оказались в Лондоне?Приходится коротко рассказать ему о запое.— М-да-да-а… — рычит рыжий. — Значит, корабль ушел, а вы остались. Почему? Вам так хотелось или?..— Мне хотелось выпить, — говорю я и беру свой стакан. — Я редко пью, но иногда на меня находит, и… и все тут.— Вот почему пить надо регулярно, — нравоучительно говорит рыжий. — Человек как машина, ему нужен ритм. Иначе, мой друг, случается авария.— Она уже случилась.— И что же теперь?Я молча пожимаю плечами.— Но вы, наверное, думали о каком-то выходе из положения?— Когда трещит голова, много не надумаешь.— И все-таки? — настаивает рыжий и смотрит на меня холодными голубыми глазами.— Наверное, придется поискать в телефонном указателе адрес посольства и пойти туда.— Это тоже выход, — кивает рыжий. — Если только вас оттуда не вышвырнут.— Почему вышвырнут?— А кто вы, в сущности, такой? Я бы на месте ваших дипломатов обязательно вас вышвырнул. Человек без документов, неизвестно кто…— Но можно выяснить, кто я такой.— Да, если кто-нибудь пожелает тратить на вас время. А если выяснят, что тогда? Вами займутся вплотную: не вернулись на корабль, самовольно остались в чужой стране…— Вы правы, — вздыхаю я. — Но у меня, к сожалению, нет другого выхода. Я думал найти какую-нибудь работу и дождаться возвращения корабля. Но насколько я понял, работу здесь найти нелегко. А идти в подметальщики, честно говоря, не хочется.— Даже если захотите, ничего не выйдет. Вакантных мест нет.— Вот видите, — уныло говорю я.И чтобы отчасти вернуть себе присутствие духа, закуриваю новую сигарету. Хозяин молчит и смотрит то на кончик укоротившейся сигары, то на мою физиономию. При его пламенной внешности сам он, кажется, человек довольно уравновешенный. Лицо его излучает спокойствие, нечто среднее между добродушной сонливостью и добродушной прямотой. На нем традиционная униформа делового британца: черный пиджак и брюки в серую полоску; развалившись в кресле, он задумчиво смотрит на меня, в самом деле похожий на добряка, озабоченного судьбой своего ближнего.— В сущности, я, пожалуй, могу кое-что вам предложить, — говорит он.— Это было бы верхом великодушия с вашей стороны. Вы уже спасли меня однажды…— Здесь поблизости у меня три заведения, — продолжает мой собеседник не торопясь, будто рассуждает вслух. — Ставить вас вышибалой я, разумеется, не собираюсь… какой из вас вышибала, если не вы бьете, а вас бьют… В официанты вы тоже не годитесь. Эту работу у нас поручают другому полу — длинные бедра, высокая грудь и прочее, чем вы, насколько я могу судить, не располагаете…Он умолкает. Я тоже молчу, потому что возражать неуместно, особенно по последнему пункту.— Остается место швейцара. Твердого жалованья, конечно, не обещаю… Но у вас будет жилье, к которому вы уже, наверное, привыкли за последние три дня, будет бесплатная еда, форменная одежда за счет фирмы, а если вы сумеете завоевать расположение клиентов, то будут и карманные деньги.Я терпеливо слушаю и молча курю. Он спрашивает:— Ну, что вы на это скажете?— Я тронут вашим великодушием, но, пожалуй, рискну обратиться в посольство.Рыжий удивленно смотрит на меня и хладнокровно интересуется:— В сущности, вы что себе воображаете?— Абсолютно ничего, — поспешно уверяю я. — Не стану отнимать у вас время на интимные подробности, но воображения-то мне как раз всегда не хватало.— Чего же вы ждете? Что я предложу вам место директора? Или мое собственное?— Я не настолько требователен. Но швейцаром быть не собираюсь — хотя бы потому, что не хочу смущать душевный мир покойной мамы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88