Дверь спальни медленно отворилась. Девушка стояла на пороге, бледная и оробевшая.
— Чего вы хотите, Мариус?
— Сейчас, и всегда, и превыше всего на свете — видеть вас, Валери,
— с пафосом произнес он, и раскрасневшиеся щеки, блестящие глаза, винное дыхание сказали ей все так же, как чуть раньше — Гарнашу, но напугали куда больше. Тем не менее она вышла из спальни, повинуясь ему.
— Вы, я вижу, еще не спите, — проговорил он. — Это хорошо. Нам надо поговорить.
Он пододвинул ей кресло и предложил сесть, сам же взгромоздился на стол, ухватившись за столешницу, и посмотрел ей прямо в глаза.
— Валери, — медленно произнес он, — маркиз де Кондильяк, мой брат, в Рошете.
— Он возвращается домой? — вскрикнула она, разыгрывая удивление во взгляде и в словах.
— Нет, — ответил он. — Он не возвратится, если вы не пожелаете этого.
— Если я не пожелаю? Но, разумеется, я этого желаю!
— Валери, если вы хотите, чтобы ваше желание исполнилось, исполните сначала мое: станьте моей женой, и тогда Флоримон вновь вернется в Кондильяк.
Он наклонился к ней, опираясь на локоть и приблизип свое лицо к лицу девушки, румянец на его щеках усилился, черные глаза заблестели ярче, винное дыхание обволакивало и удушало ее. Она отпрянула назад, и ее кулаки сжались с такой силой, что костяшки пальцев побелели.
— Что вы имеете в виду? — запинаясь, проговорила она.
— Не более, чем я сказал, и не менее. Если вы любите его достаточно сильно, чтобы пожертвовать собой, — и произнеся эти слова, он сардонически ухмыльнулся, — тогда выходите за меня замуж и спасите Флоримона от превратностей судьбы.
— Какой судьбы? — автоматически переспросила она, и ее губы, казалось, застыли.
Он вскочил со стола и встал перед ней.
— Я поясню вам, — ответил он. — Я люблю вас, Валери, более всего на земле и, думаю, на небе; и я не уступлю вас ему. Скажете сейчас нет, и с рассветом я отправлюсь в Ла-Рошет отвоевывать вас своей шпагой.
Несмотря на испуг, она не могла удержаться от легкой усмешки.
— Вот как? — спросила она. — Но это очень опасно для вас!
Он довольно улыбнулся при этом намеке на его мужество и умение владеть шпагой.
— Я поеду не один, — ответил он.
Валери все поняла. Ее глаза расширились от ужаса и ненависти к нему. С губ сорвались гневные слова.
— Щенок, трусливый убийца! — клеймила она его. — Я должна была догадаться, что замышляется подлость, а не завоевание меня шпагой!
Она видела, как краска сошла с его щек, а по лицу и даже губам разлилась отвратительная смертельная бледность. Однако это не испугало ее, и прежде чем он успел заговорить, она вскочила на ноги и встала перед ним. Глаза ее сверкали, дрожащая рука показывала на дверь.
— Убирайтесь! — воскликнула она. — Вон отсюда! Убирайтесь! Делайте, что хотите, только оставьте меня. Я не желаю торговаться с вами.
— Почему бы и нет? — спросил он сквозь зубы и вдруг схватил запястье ее вытянутой руки. Но она не поняла приближавшейся опасности. Единственная опасность, как она думала, была та, что угрожала Флоримону; но поскольку в полночь они с Гарнашем собирались покинуть Кондильяк и должны были оказаться в Ла-Рошете заблаговременно, чтобы успеть предупредить ее жениха, эта мысль мало ее беспокоила, тогда как само воспоминание о предстоящем побеге придавало мужества и уверенности в себе.
— Вашим предложением вы оскорбили меня, — сказала она ему. — Вы назначили цену и слышали мой отказ. А теперь убирайтесь.
— Чуть позже, — произнес он таким противным елейно-сладким голосом, что у Гарнаша перехватило дыхание.
Он привлек ее к себе и, несмотря на отчаянное сопротивление, крепко прижал к своей груди и покрыл горячими поцелуями лицо и волосы девушки. Освободив одну руку, она изо всех сил ударила его по лицу.
— Этот удар убил Флоримона де Кондильяка, — злобно сказал он ей. — Он умрет завтра в полдень. Подумай об этом, душечка.
— Мне не важно, что вы собираетесь делать, только оставьте меня, — с вызовом ответила она, с трудом удерживая горькие слезы.
Гарнаш едва сдержался и не ворвался в комнату в тот момент, когда Мариус схватил мадемуазель.
Мгновение Мариус пожирал глазами девушку, его лицо при этом было искажено яростью.
— Клянусь Всевышним, — вскричал он, — если я не смогу заставить вас полюбить меня, то дам достаточно оснований ненавидеть.
— У меня их уже более чем достаточно, — ответила она, и Гарнаш мысленно проклял ее дерзость, провоцирующую Мариуса.
В следующий момент она испуганно вскрикнула. Мариус опять бросился на нее.
— Я поцелую тебя в губы, прежде чем уйду, моя милая, — прохрипел он.
Но вдруг чьи-то руки схватили его за запястья стальной хваткой.
Удивленный, он отпустил ее, и в этот момент его развернули и отшвырнули на добрых шесть шагов в глубину комнаты.
Он удержался на ногах, схватившись руками за стол, и его озадаченный взгляд остановился на Баттисте, который, как он смутно начинал понимать, атаковал его.
Весь здравый смысл оставил Гарнаша в тот момент, когда Валери закричала. Вся его осмотрительность была пущена на ветер, от рассудительности не осталось и следа, и только слепая ярость, подтолкнувшая к немедленным действиям, кипела в нем. Но гнев его, внезапно нахлынув, так же внезапно и прошел, когда, оказавшись лицом к лицу с рассерженным Кондильяком, он начал понимать, какую глупость сотворил.
Боже! Что он за дурак! Проклятый идиот! Что такое, в конце концов, поцелуи или два? Не вмешайся он, счастливчик Мариус получил бы свое и удалился восвояси, зато в полночь они спокойно бежали бы из Кондильяка.
А в будущем у него нашлось бы немало возможностей отыскать Мариуса и посчитаться за это оскорбление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80