– Я бы его поймал. У меня машина под парами, а он выскочил и дует по линии, как заяц. Ну, я и двинул машину, а тут Вальде примчался… Из душевой босиком. Черти его принесли не вовремя, все дело испортил. Из-за него и упустили, из-за Вальде.
Никто не заметил, как отворилась тихо, без скрипа дверь, и Вальде остановился на пороге, прислушиваясь к словам Михаила. Но вот он кашлянул, все бросились по местам и затихли.
Вальде был не в духе. Тяжелой походкой прошел он с насупленными бровями к столу и начал обычную перекличку. Он отмечал фамилии по голосам, не глядя на сидящих перед ним ребят.
– Озеров! – он поднял голову и посмотрел хмуро, карандаш его задержался на мгновение.
– Здесь! – быстро откликнулся Михаил.
В тяжелом взгляде Вальде он почуял угрозу и съежился.
Вальде резко захлопнул журнал.
– Озеров! Идите к доске!
Михаил встал и вышел, одергивая на ходу рубаху.
– Встаньте прямо! Вы до сих пор не научились стоять как следует.
Вздрогнув, Михаил вытянулся. Начиналась гроза. Она чувствовалась в резком и раздраженном тоне Вальде, в его рыжих широких бровях, в складках около рта, в толстых коротких пальцах, подрагивающих на столе.
– Что вы знаете о кулисе Гейзингера?
– Кулиса Гейзингера представляет собой несколько взаимно соединенных стальных частей с прямоугольными прорезями по длине, в которых передвигается…
Одновременно Михаил рисовал схему. Паровозы он знал хорошо, отвечал без запинки, надеясь четкостью и блеском своих ответов умилостивить Вальде.
– …представляет собой часть окружности, радиусом которой служит длина золотниковой тяги. Для подвешивания кулисы в кронштейнах существует…
– Вы есть молодой фанфарон! – вдруг перебил без всяких предисловий Вальде.
Михаил споткнулся на полуслове, сильно покраснел и покосился на товарищей. Они сидели потупившись. На некоторых лицах Михаил заметил улыбку.
Поскрипывая в тишине подошвами, Вальде прошелся к дверям и обратно, остановился.
– Михаил Озеров, вы понимаете, что я сказал! Вы есть молодой фанфарон! О, в моих руках паровоз, мне доверили на четверть часа новая прекрасная машина, которая есть в идеальный порядок. Что я должен делать на эта машина? О, я хочу быть герой, я хочу, чтобы все на меня смотрели! Я буду гоняться на паровоз за какой-то жулик и потом вместе с машина буду вылетать с рельса на первая же закрытая стрелка!.. Да?..
Михаил, слушавший до сих пор молча, вдруг подхватился:
– …для подвешивания кулисы в кронштейнах по обе стороны ее широкой плоскости на болтах укрепляются щеки, которые своими цапфами… – Он частил, стараясь увильнуть от выговора.
Но его наивная хитрость не удалась. В классе кто-то сдержанно захихикал. Михаил замолчал. Вальде смотрел на него пронзительно.
– Значит, вы, Михаил Озеров, поймали бы этот жулик, но вам помешал Вальде. Черти принесли этого Вальде. Вы так сказали здесь. Я слышал своими ушами. Вы говорили это или нет?
Была мертвая тишина, как всегда бывает в классах, когда рассердится строгий, всеми уважаемый учитель.
– Вы говорили это или нет?
Слово застряло у Михаила в горле, наконец с усилием он ответил:
– Говорил!
– Так… Вы совершали два крупный проступок. Первый – вы нарушили дисциплина на транспорт, вы без разрешения своего машиниста трогали регулятор. Вы пускали машина в ход, не имея права. Вы пускали машина в ход, не зная состояния пути впереди, не зная стрелок. Вы хотели на паровоз ловить жулик. Но паровоз не есть сыскная собака, чтобы гоняться за жулик! Вы могли погубить паровоз!..
Уши Михаила жарко горели. Скоро ли конец этому?
Вальде неумолимо продолжал:
– Вы не имеете никакая выдержка и никакая трезвость. Где ваша дисциплина? Человек не может работать на транспорт, если он в своя душа не имеет дисциплина. Где была ваша дисциплина, когда вы погнали паровоз, где была ваша трезвость и выдержка? Вы есть невоспитанный молодой человек, Михаил Озеров, у вас нет выдержки, нет воли…
Михаил встрепенулся. Нелегко было ему стоять молча. Насчет воли он мог бы возразить. Но он сдержался. «Кажется, все», – подумал он.
Нет, это было еще не все. Вальде опять прошелся к дверям и обратно и опять остановился перед Михаилом.
– Второй проступок вы совершили сегодня здесь, на занятиях. Вчера я не давал вам выговор. Вчера я думал так: «Он молодой человек, он погорячился, и, хотя он совершал большое нарушение дисциплина, я буду ему извинять. Я буду ему извинять, потому что он в своя душа раскаивается и дает себе слово никогда больше не делать так». Но я ошибался. Сегодня я слышал, как вы здесь хвалились. Вы хвастались, Михаил Озеров, вы говорили, что вы бы поймали, но вам все дело испортил Вальде. Вы сказали так или нет? Отвечайте мне.
– Да! – в голосе Михаила прозвучало ожесточение. Он озлобился, хотя и понимал, что Вальде кругом прав. Но зачем же здесь, перед всеми ребятами! И так долго! И такими словами! Он покосился на ребят. Какое унижение! Ребята, наверно, думают, что он, Михаил, испугался и дрожит перед Вальде. Вскинув голову, Михаил твердо ответил:
– Да! Я так сказал.
– Значит, вы не раскаялись, раз вы сегодня хвастались. Значит, вы считаете, что вчера вы поступили правильно, а я неправильно. Отвечайте мне. Кто был прав – я или вы?
– Что значит «прав»? Это понятие относительное – прав или не прав.
– Что-о? – протянул Вальде. – Как вы сказали сейчас?.. Относительное понятие? – Вальде побагровел и надулся. – Значит, по-вашему, дисциплина на транспорт это относительное понятие? Релятив?. Значит, порядок на социалистический транспорт, инструкции – это все относительное понятие?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52