Вскоре поймала дурачка, поспешно влезла в салон и уже оттуда,
намертво усевшись, полным, для галерки, голосом позвала: - Виктор! Витюша!
Не обернулся водила, потеряв надежду на кое-какую перспективу -
человек слова был, мужчина, не заблажил выметайтесь мол, лишь спиной
затвердел, да сказал, когда влез Кузьминский, сказал неумолимо: - До
Ясенева тройной тариф!
- Крути, Гаврила! - презрительно приказал Кузьминский. При тройном
тарифе благодетелем был он, а не огорченный автомобилист.
По пустынным улицам домчались за полчаса.
За пять минут Алуся умело подготовила сносное ложе. Минут пятнадцать
на общую санитарию и гигиену. И за дело, за дело!
Сильно выпившие, они могли без напряжения пролонгировать эти игры,
что и делали, варьируя механику, ритм и методы.
Она была сверху, когда снизу грянул телефонный звонок. Аппарат стоял
на полу. Не прекращая работы, Алуся ловко дотянулась до трубки
(оказывается, и в быту биомеханика Адама Горского может приносить пользу),
поднесла ее к уху, и в микрофон страстно, с придыханием и по-ночному
хрипло произнесла:
- Да... - послушала недолго, по-прежнему не прерывая процесс, и в
ритме процесса, иногда, правда, синкопируя, выдыхала темпераментно и
односложно: - Конечно. Да. Никуда. Здесь. Роль в кино. Да. Да! Да!
Да-да-да-да!
Бросила трубку, и регтайм был заменен молодым, жестким, приближавшим
к финишу рок-н-роллом.
Потом отдыхали. Вспомнив, Виктор спросил:
- Это кто звонил-то?
- Ванечка Курдюмов. Соскучился, - свободно сообщила она.
- Ну, и как он? - приходя в себя, поинтересовался Кузьминский.
Ответить Алусе не пришлось: опять загремел звонок, на этот раз
беспрерывный - дверной.
- Кто это? - испуганно удивилась Алуся.
- Тебе лучше знать, - справедливо заметил Кузьминский и посмотрел на
единственное с себя не снятое - наручные часы. Было два часа ночи. Звонок
звенел.
- Я боюсь, - призналась Алуся и от страха влезла в халатик.
- Если я пойду, посмотрю, спрошу - это ничего? - спросил Виктор,
натягивая штаны.
- Ничего, ничего! - быстро и согласно закивала Алуся. Кузьминский
влез в рубашку, переложил семизарядный подарок Александра Петровича
Воробьева, с которым в последнее время не расставался, из кармана пиджака
в карман брюк и, стараясь не шлепать босыми ногами, подошел к входной
двери. Звонок уже молчал, но за дверью дышали.
- Что надо? - по возможности грозно спросил Виктор.
- Эдик, а, Эдик?! - не то позвал, не то - ошибся ли - поинтересовался
голос, перемешанный с жидкой кашей. Виктор глянул в глазок. Вполне
приличный алкоголик мягко покачивался из стороны в сторону.
- Нету здесь никакого Эдика! - уже бодро вскричал Виктор.
- А где же он?
Тут уже не выдержала окрепшая духом Алуся:
- Шатаются тут всякие! И моду еще взяли чуть ли не каждый день!
Понимаешь, Витюша, обложили меня эти сволочи! И откуда берутся? А ну,
мотай отсюда, пьянь подзаборная!
Грустный, со скорбно вскинутыми бровями, почти Пьерро, алкоголик
(Виктор следил за ним через глазок) дважды медленно поднял руки и дважды
медленно опустил их. Надо понимать, хотел летать. Полетав, вздохнул и
спросил музыкальным голосом певца Сергея Пенкина:
- А когда же будет Эдик?
- Через неделю! - рявкнул Виктор, а Алуся, посмеявшись, поправила:
- Через десять дней!
- Я зайду тогда - пообещал алкоголик и нажал на кнопку вызова лифта.
Лифт подошел, алкоголик уехал, Виктор оторвался от глазка, Алуся
прижалась к Виктору. После ненужной суеты обоим стало тепло и хорошо, и
они быстро возвратились в комнату. Во время снимания штанов тяжелый
"магнум" вывалился из кармана и упал на пол с трескучим стуком.
- А он не выстрелит? - с опаской спросила Алуся.
- Он - нет, - сказал Виктор, давая ясно понять, что выстрелит нечто
другое.
...Где-то часа через полтора, выпивая на кухне с устатку, Кузьминский
вспомнил о деле и, прикинувшись ревнивцем, спросил:
- Чего Ваньке Курдюмову от тебя надо?
- Тоже, что и тебе, - хихикнув, ответила Алуся, но увидев как сурово
насупил брови Кузьминский, поправилась, отвлекая и завлекая: - Да шучу я,
супермужичок ты мой! Прощался Курдюмов со мной, надолго прощался. Улетает
в эту ночь. Улетел, наверное.

19
Кривую, трехствольную коренастую сосну эту, аккуратно с трех сторон
прикрытую многолистными березами, он выбрал еще вчера утром. Ближе к ночи,
легко взобравшись на нее, проверил сектор наблюдения - вполне достаточный,
подготовил для себя, а, значит, с любовью, гнездышко для недолгого сидения
и, спустившись, осмотрел его снизу. Не видать.
Сегодня от отдыхал у сосны с 16 часов. Лежал на пожелтевшей осенней
травке от сегодняшнего беспрерывного солнца. Но земля уже была холодна:
спасали только брезентовая, утепленная для подобного дела, куртка и штаны.
Низкое теплое солнце разморило слегка, и он, прикрыв лицо каскеткой,
позволил себе вздремнуть часок. Проснувшись, энергично и жестко размялся,
легко перекусил: несколько бутербродов и крепчайший сладкий чай из термоса
- в последний раз пе ред делом. В 19.30 - уже смеркалось - он забрался в
свое гнездышко. Делал он все это таясь и в стремительной скрытности. Хотя
работодатели гарантировали непоявление здесь охраны, но береженого бог
бережет.
Эта дача, как, впрочем, и многие в этом заповеднике, пустовала уже
месяц. Ничего себе дачка. Не для самых главных, конечно, но участок в
полтора гектара, лесок, ухоженный сад, теннисный корт, флигель и сам дом в
два этажа, весело и без халтуры построенный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98