Мысли ее были противоречивые, и все время три человека – герой мечтаний, сегодняшний красавец парень и Николай Николаевич – вставали перед глазами, то порознь, то сливаясь в одного, нависающего над ее фантазией.
Но о Смолькове проще было думать – он был дозволен и доступен. Понемногу с остальных перенесла Сонечка все идеальные качества на Смолькова. И когда живой Николай Николаевич явился в пятнистой от солнца аллее и, морща губы, приподнял соломенную шляпочку, она не узнала его и остановилась, затрепетав ресницами.
– Здесь очаровательно, – сказал Смольков. – Мне давно хотелось пожить в старом дворянском гнезде, – очаровательно!
«Такие парниковые огурцы бывают», – подумала Сонечка.
Смольков дотронулся до ее руки, заглянул в глаза и что-то говорил слегка надтреснутым, точно непроспанным голосом, – до Сонечки доходили лишь отдельные слова, которым она придавала свое значение…
– Я помешал вашей прогулке, Софья Ильинична, вы мечтали?..
«Как это мне можно помешать? – дивилась она. – Да отвечай же ему, дура!..»
– Я всю жизнь мечтал ходить по парку рядом с любимым существом, но жизнь, Софья Ильинична, тяжелая вещь…
«Так вот что, он несчастный». – И сердце Сонечки вдруг стало мягче.
Они дошли до пруда.
– Какая роскошь! – воскликнул Смольков. – Здесь есть лодка? Мы покатаемся, и вы споете? Да?
– Нет, – ответила Сонечка, – лодка есть, только гнилая.
– Жаль, – Смольков сел на пень, прищурился и охватил колено. – Я хотел, чтобы вы были со мной откровенны…
– Зачем?
Смольков сказал: «Гм!» – и слегка покачивался на пне, щурился на сияющую воду. У него были изумительные шелковые носки, изумительная рубашка, изумительный галстук. Глаза, конечно, не те, и нос – слишком велик… Но все же… Сонечка даже приоткрыла ротик – так внимательно вглядывалась. Вдруг Смольков чихнул, поднял коленку и добродушно засмеялся.
– А вы не глядите на солнышко, – сказала Сонечка, – а то опять чихнете…
– Великолепно! Я буду глядеть на вас. Можно? Вы будете мое маленькое солнце, даже лучше солнца, потому что я не буду чихать. Что? – Он, смеясь, взял ее руку…
«К чему ведет?.. Знаю, к чему ведет – отчаянно стараясь не краснеть, думала Сонечка. – Сейчас скажет: прошу вашей руки… Господи, помоги…»
– Софья Ильинична, мне нужно маленькое солнце, нежная, девичья привязанность…
«Началось… Сейчас убегу…»
– Софья Ильинична, прикосновение невинной руки целит мою измученную душу. Я одинок, я устал… Я много жил, но люди оставили во мне лишь горе… К чему я стремлюсь: чистые взгляды, невинные речи… Природа… Голубые, голубые, ваши глаза… Серебристый смех… боже, боже… Я знаю – между нами пропасть… Вы никогда не сможете мне дать эту милостыню – девичью дружбу…
Все же его пальцы все выше пробирались по ее руке. У Сонечки звенело в голове. Она несколько раз глотнула. Ничего уже не было видно – ни пруда, ни ветел, ни ленивых белых облаков за рощей… Она упорно глядела на красные искорки на галстуке Николая Николаевича… И так ничего ему не ответила на все слова, – в жизни еще не было у нее такой застенчивости… Когда Николай Николаевич отпустил, наконец, ее руку, она стала пятиться и ушла не сразу, и ушла не так, вообще, как люди ходят, а как-то даже подскакивая… Николай Николаевич сдвинул шляпу на затылок, закурил папироску. «Глупа на редкость, – подумал он, – глупа, но мила, очень, очень мила. Гм… Но – глупа… И чертовски мила».
Сонечка пришла к себе, упала на постель, обхватила подушку и лежала долго, как мертвая. Затем быстро села на кровати, запустила пальцы в волосы – все, что произошло у пруда, перебрала в памяти, – точно ножом себя царапала, – когда же вспомнила, как уходила вприпрыжку, легла опять ничком и заплакала, кусая губы.
Когда Сонечка наревелась и в соленых слезах выплакала острый стыд и свою застенчивость, когда полегче стало ненавидеть себя и Смолькова, – овладело ею мрачное настроение.
«Про любовь в романах пишут, да еще такие дуры, как я, о ней мечтают. А в жизни никакой любви нет. Замуж выходят потому, что нужно, или потому, что уважают человека. Любовь приходит после брака в виде преданности мужу. Да, да. Любовь до брака – вредная страсть. Поменьше о себе думай, очень спесива. Можешь дать человеку счастье в жизни – вот тебе и награда. Все равно – под холмик ляжешь, в землю, под деревцо… Не очень-то распрыгивайся, мать моя…»

Мрачно прошел для Сонечки этот день. Она сходила к полднику и к ужину. Старалась не встречаться глазами со Смольковым. Он был весел, острил, рассказывал анекдоты из военной жизни. Генеральша мелко, не переставая, смеялась. Генерал тоже похохатывал…
Сонечка сослалась на головную боль и ушла наверх. Поглядела в последний раз на себя в зеркало, подумала: «Тоже рожа», с горьким вздохом разделась и, вытянувшись в прохладной постели, раскрыла глаза в темноту.
В полночь в дверь постучали. Сонечка похолодела и не ответила. Дверь без скрипа приотворилась, и вошла Степанида Ивановна в ночной кофте и в рогатом чепце. Лицо у нее было странное, точно густо, густо напудренное. Ротик кривился. Свеча прыгала в сухоньком кулачке. Генеральша подошла к постели, осветила приподнявшуюся с подушек Сонечку и громким шепотом спросила:
– Замуж хочешь?
Лицо у генеральши было, как у мертвеца, глаза закатывались, сухой ротик с трудом выпускал слова.
– Замуж хочется тебе? – переспросила она, и пальчики ее вцепились в плечо Сонечки. Она откинулась к стене, пролепетала:
– Бабушка, что вы, я боюсь.
– Слушай, – генеральша наклонилась к уху девушки, – я сейчас смотрела на него, он всю рубашку на себе изорвал в клочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190