Люди ярла Эрлинга кинулись к воде, чтобы спасти лодки, кто-то вбежал в воду, многие забыли захватить с собой оружие. Я вижу впереди спину недруга, прыгаю на него и тут же кто-то бьет его топором. На меня хлещет его кровь, я перешагиваю через него и бросаюсь в орущую толпу. Замечаю, что меня окружают. Я отскакиваю назад, кто-то с поднятым топором загораживает мне дорогу, я бью его в пах, он вопит и корчится. Теперь другой метит в меня топором, но топор свистит мимо, я вскидываю меч и чувствую, как он входит во что-то мягкое. Раздается крик, и на меня опять хлещет кровь, заливает мне глаза и я ничего не вижу. Я потерял направление, вокруг меня орущие враги, их гонят в озеро наши люди. Я бросаюсь за ними и оказываюсь по пояс в воде, передо мной в воде стоит человек и что-то кричит мне, я не слышу, может быть, он просит пощады, может быть, он ранен в живот, этого мне не видно. Я рублю его топором между глаз. Он погружается в воду, а я выскакиваю на берег.
Конунг на берегу. Он бегает и подбадривает людей. Всякий раз оказывается там, где больше всего нужно его слово, но он держится позади своих людей и дорога к отступлению ему все время открыта, он храбр, но мудрость велит ему проявлять сдержанность. По озеру плывут три горящие лодки. Передо мной мелькает покрытое копотью лицо Сигурда, он идет по кромке озера и тащит за волосы раненого. Сражение окончено. Многие утонули, многих зарубили. Но кто-то говорит, что двое сбежали.
В сером предутреннем свете мы видим двух человек, плывущих по озеру в маленькой лодке, они гребут так, что из-под носа лодки летят брызги. Должно быть, Сигурд и Халльвард не заметили в темноте этой лодки.
— Они попадут в Нидарос раньше нас, — говорит конунг.
Я кидаюсь в вереск, чтобы перевести дыхание. Не знаю, что я тогда испытывал, гордость или стыд, первый раз вокруг меня лежали убитые и, может быть, в последний раз мне было их жалко.
Вильяльм со своими дружинниками вытаскивает трупы на берег, чтобы пересчитать. Но считать умеют далеко не все.
Халльварду Губителю Лосей в тот день не было удачи. Как я уже говорил, он присоединился к нам, чтобы получить возможность убить человека, но это ему не удалось и он чувствовал себя обиженным.
Подошел Бернард и начал отпевать покойников.
Двое из наших тоже погибли, в том числе наш проводник из Хамара, закончивший здесь свою бедную жизнь. Еще один получил рану в живот, он лежал на боку и мой добрый отец Эйнар Мудрый пришел узнать, нельзя ли ему помочь. Из живота у раненого висели кишки, это было страшное зрелище. Когда отец отвернулся, раненый схватил меч, приставил острием к себе и упал на него.
Пришел Бернард и стал отпевать уже этого покойника.

***
Вот что я помню о человеке, который учился считать:
Я хорошо помню, как познакомился с загадками чисел в нашем сложенном из камня доме в Киркьюбё. Мой добрый отец Эйнар Мудрый научил меня цифрам — мы двигали по столу блестящие камешки, а мать суетилась по хозяйству. Потом искусство считать я постигал на дощечке отца, покрытой воском, ведя борьбу иногда с кривыми, а иногда и с ровными рядами цифр. Тут вокруг груды тел ходил какой-то человек и пытался сосчитать их, мне он был неизвестен и почему он считал их, я тоже не знаю. Порой он ворошил мертвых, чтобы проверить, один труп там лежит или два. Но они были тяжелые, к тому же все время туда приносили новые тела и бросали в общую кучу, тогда ему приходилось считать заново. У него было крупное, немного глуповатое лицо, на котором было написано любопытство, грудь была залита кровью, скорей всего не его собственной. Сосчитав до десяти, он клал десять камешков на большой валун, лежавший на берегу.
Это были его счеты и его костяшки на них. Я встал и пошел к озеру, чтобы помыться. Но ветер дул с озера и вода была грязная от ила и крови. Я не стал мыться, поднялся на берег и сел под елью.
Человек, считавший мертвых, подошел и сел рядом.
Я ушел от него.

***
В этой битве мы захватили несколько пленных, почти все они были сыновья бондов из Ямталанда. Их заперли в овчарне, и я решил взглянуть на них. Оружие у них отобрали, и наши дружинники заставили их обнажить верхнюю часть туловища. Многие из них были совсем юные. Один так и вовсе ребенок, он был ранен в шею и из раны у него текла кровь. Стражи забавлялись, бросая в пленных камни и заставляли их бегать по кругу. Пленные повиновались.
Я недолго смотрел на них, к овчарне все время подходили наши люди и мне не нравились их разговоры: все, как один, считали, что пленных следует зарубить прежде, чем мы пойдем дальше. Иначе они доставят нам много хлопот. Как правило, воины не любят убивать пленных, но некоторым это доставляет удовольствие.
Перед уходом я слышал, как один из пленных попросил воды. Он дал стражу свои башмаки, чтобы тот спустился к озеру и принес воды. Страж сбросил с ног бересту — теперь у него были башмаки получше.
Вокруг пленных собралось много народу, и я ушел оттуда. Одно слово конунга могло означать для этих несчастных жизнь или смерть, думал я.
Одиночество конунга тяжелее, чем нам кажется.

***
Вот что я помню о Вильяльме, предводителе ближней дружины: Вечером после битвы на озере Большом пленные еще находились в овчарне, к ним приставили новых стражей. С соседних усадеб неслись пьяные крики, я знал, что бонды позапирали своих дочерей, но это им не помогло. На тропинке, ведущей вдоль озера, я встретил Вильяльма.
Он был пьян, это я сразу понял, глаза у него налились кровью, он презрительно смеялся надо мной за то, что я не добыл себе женщину. Надо сказать, йомфру Кристин, что касается женщин, моя добыча всегда бывала более чем скромной, запах крови, засевший в носу после сражения, лишал меня радости победы, которая делает мужчину сильным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106