Лошади несли тяжелую поклажу. Самого Эцура дома не оказалось — наши люди узнали, что он в Бьёргюне, — но двое его сыновей стерегли сундуки с добром. Усадьбу наши люди сожгли. Сейчас сыновья Эцура были уже в аду, а его серебро — здесь. Первый раз в жизни я видел такую гору тяжелых монет, их было приятно держать в руках. Конунг опять проявил свой ум. Он взвесил все серебро в присутствии людей. И сказал, что большую часть мы должны взять с собой в сундуке, это принадлежит всем, но находится в распоряжении конунга.
— Добрым бондам мы будем платить за продовольствие, — сказал он. — Лучше честно покупать, чем отбирать силой то, что нам нужно. А сейчас каждый подойдет ко мне и получит из моих рук по монете. Используйте деньги с умом, спрячьте в кошелек или в пояс, проглотите, если угодно, или отдайте девушке, которая покинет вас, потеряв то, чего уже никогда не вернет.
Люди засмеялись и стали подходить к конунгу один за другим, я стоял и смотрел на суровые, обветренные лица этих людей, знакомых не понаслышке со всеми сторонами жизни, и знал: это дружба между мужчинами.

***
Вот что я помню о тех славных днях на берегу озера Рёнд:
Несколько лазутчиков, которых мы посылали на небольших лодках на юг озера, вернулись и рассказали, что большой отряд воинов движется из Хрингарики. Они узнали даже, что предводитель этого отряда — Орм Конунгов Брат, единоутробный брат покойного конунга Инги. Молва говорила, что Орму приходится брать на себя руководство людьми, ибо конунг Магнус плохо годится для этого дела. Всем было ясно, что если навстречу нам вышел сам Орм, значит, нас ждет сражение не на жизнь, а на смерть, но страха мы не испытывали. Ведь мы были берестеники.
Бернард подошел к конунгу и сказал:
— Я встречал Орма в Тунсберге, государь, и ты не ошибешься, если учтешь, что он гораздо умнее твоего противника конунга Магнуса, можно даже сказать, что ум его не менее изощрен, чем у ярла Эрлинга. В тот день, когда ты увидишь Орма мертвым, считай себя ближе к власти над страной на целый шаг. Он высок, плечи у него неширокие, голову он держит прямо и неподвижно — говорят, он делает это сознательно, чтобы отличаться от ярла, у которого голова свернута на сторону после того, как его рубанули мечом на обратном пути из Йорсалира. У Орма хорошая память, он никогда ничего не прибавляет и не убавляет и, когда нужно, сохраняет голову холодной. Чувства же его горячи, особенно, если он знает, что извлечет из этого выгоду. Будь с ним осторожен, государь! Встречи вам не избежать! Он стоит у тебя на пути. А ты — у него.
Конунг сказал:
— Пятьдесят человек пойдут в лес и нарубят коротких бревен.
Мы не поняли, что было у него на уме, но люди сделали, как он велел.
— Господин Аудун, существует ли в борьбе между мужчинами что-то, глубину чего женщина не в силах постичь? Например, уважение к тому, кто приставил меч тебе к горлу, если, конечно, он сделал это с большим искусством?
— Йомфру Кристин, уважение — это одно, а похвальба — другое, и, если ты не понимаешь похвальбу мужчины, значит, ты не понимаешь его самого. Но всегда делай вид, будто ты веришь его похвальбе, тогда тебе будет легче повелевать им.
— Господин Аудун, ты хочешь сказать, что когда однажды придет мой сладкий час, — а мне говорили, что он будет сладок, несмотря на то, что в нем будет нечто и от адского пламени и от света небес Господних, — я тоже должна делать вид, будто верю похвальбе моего господина, даже если в глубине души буду считать, что он не слишком искусно дарит своей супруге то, что должен?
— Йомфру Кристин, если ты хочешь повелевать мужчиной, делай вид, будто он повелевает тобой. Когда же ты однажды покинешь его, не забудь сказать ему правду: ты всегда считала его ничтожным.
— Господин Аудун, если я правильно поняла тебя: каким бы малым ни было твое уважение к женщине, оно все равно будет больше, чем твое уважение к мужчине.
— Йомфру Кристин, в глубине души я вообще никого и ничего не уважаю, кроме смерти и того любовного огня, испытав который можно и умереть.

***
На рассвете следующего дня конунг сказал:
— Мы должны лесом перетащить корабли из Рёнда в Мьёрс.
Теперь мы поняли, зачем конунг заставил людей накануне валить деревья. На этот раз люди отказались бы выполнить приказ конунга, не обладай он такой сильной волей, мы не отказались. Мы вытащили корабли на берег и подложили под них катки. У каждого отряда был свой корабль, и невозможное стало возможным. Мы двигались по руслу ручья, впереди бежали молодые парни и расчищали дорогу, мы шли по пояс в воде через болота, мы тащили корабли без парусов и весел через леса и пустоши от одного озера к другому. Я еще никогда не видел, чтобы конунг померялся силой с тем, что казалось невозможным. Да, твой всемогущий отец — прости, йомфру Кристин, что я его так называю, хотя ни один смертный не имеет на то права перед судом Божьим — твой всевластный отец каждого из нас наделил силой, каждого одарил своей волей, доставил нам радость, явил нам свое мужество и поделился им с нами. Я стоял на холме, смотрел, как подо мной движутся по земле корабли, и смеялся. Смеясь, я шел по болоту с ремнем через плечо и тащил корабль. Корабли двигались, покачиваясь, как толстозадые бабы. Одному человеку раздавило ногу, мы положили его в один из кораблей и он поплыл на нем. Эйнар Мудрый был рядом с пострадавшим, пока корабль плыл по склонам, а пострадавший молил: Позволь мне тянуть корабль вместе со всеми! Симон, этот злобный монах с Сельи, тянул корабль, точно лошадь, которую хлещут кнутом, хотя его никто не понукал. Книжник Бернард, всегда возивший с собой ларец с книгами, самый ученый, из всех кого я встречал и кого я любил больше других, бросил свой ларец на один из кораблей, плывущий через леса и болота, и, впрягшись, тянул вместе со всеми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106