-- О, разве там есть мужчины?
-- Представляете, даже в музеях пристают! Все в шляпах "гомбург". Глядят на тебя так, словно взвешивают -- сколько фунтов,-- причем не стесняются. Прямо перед картинами на религиозные сюжеты, и все такое.
-- Я знаю одну английскую девушку,-- отвечал Притчард,-- так ее в сорок четвертом году преследовал американский пулеметчик от Престуика в Шотландии до мыса Корнуэлл, через всю страну, целых три месяца. Но, насколько я знаю, никаких религиозных картин при этом не было.
-- Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. Просто там царит невежливость и нахальство,-- откровенно заявила она.
Констанс отлично понимала, что он подшучивает над ней в своей обычной, прямолинейной английской манере, только еще не решила, обижаться или не стоит.
-- Вы получили воспитание в монастыре?
-- Нет.
-- Просто поразительно, сколько американок производят странное впечатление -- будто воспитывались в монастырях. Потом выясняется -- пьют джин и орут до хрипоты в пивных барах. А чем вы занимаетесь по вечерам?
-- Где? Дома?
-- Нет, я знаю, чем занимаются американцы по вечерам дома,-- смотрят телевизор. Не дома, а здесь.
-- Я... ну... мою голову...-- Обороняясь от его наскоков, она чувствовала себя абсолютной дурой.-- Пишу письма.
-- Как долго собираетесь пробыть здесь?
-- Шесть недель.
-- Шесть недель,-- кивнул он, перебросив лыжные палки в другую руку -вершина вот она, уже близка.-- Да-а... шесть недель ухода за волосами и ведения корреспонденции.
-- Я дала обещание,-- оповестила она на всякий случай: пусть знает, если у него возникнут в голове соблазнительные идеи в отношении ее.-Пообещала одному человеку писать ему одно письмо ежедневно все время моего отсутствия.
Притчард спокойно кивнул, словно выражая ей свое сочувствие.
-- Ах эти американцы! -- воскликнул он, когда оба выпустили из рук перекладины, оказавшись на ровном месте.-- Они меня поражают.-- И, помахав ей палками на прощание, рывком бросился вниз по склону.
Вскоре его красный свитер превратился в стремительное, весело блуждающее, постоянно уменьшающееся в размерах пятно на фоне голубоватого снега с пробегающими по нему тенями.
Солнце проскользнуло вниз между двумя горными пиками, как громадная золотая монета в гигантскую щель автомата, и свет сразу помрачнел, грозя опасностью, так как теперь уже не было видно выбоин и пригорков. Констанс совершила свой последний спуск, дважды упав, и эти падения наполнили ее суеверным страхом -- всегда ведь, когда говоришь "ну, в последний раз", и происходит что-то неприятное.
У подножия она остановилась на ровной, укатанной площадке между двумя домиками фермеров на окраине городка, сбросила лыжи с чувством облегчения и выполненного задания на день. Хотя пальцы на руках и ногах окоченели, все же тепло,-- щеки разрумянились, она с наслаждением вдыхала холодный воздух, будто пробуя на вкус что-то восхитительное. Чувствовала себя бодрой, дружески улыбалась лыжникам, которые, лихо позвякивая снаряжением, тормозили рядом с ней. Отряхнув с костюма снег, прилипший после двух бесславных падений,-- непременно хотелось выглядеть заправской лыжницей, когда пойдет через весь городок к отелю,-- вдруг увидела Притчарда. Уверенно преодолев последний бугор, он остановился точно возле нее.
-- Я все видел,-- и наклонился разомкнуть крепления,-- но не скажу ни одной живой душе.
Констанс смущенно смахнула с парки последние кристаллики льда.
-- Я упала всего четыре раза за весь день,-- оправдывалась она.
-- Завтра -- вон туда,-- он кивнул головой в сторону горы,-- там нападаетесь вволю. Весь день будете падать.
-- Кто вам сказал, что я собираюсь на эту гору? -- Констанс скрепила лыжи застежкой и забросила себе на плечо.
Притчард снял у нее лыжи с плеча.
-- Я могу и сама...
-- Нечего упрямиться! Американские девушки такие упрямые, и большей частью не по делу -- по пустякам.-- И взгромоздил обе пары лыж себе на плечи -- получилась большая буква V.
Пошли к отелю,-- под тяжелыми ботинками поскрипывал слежавшийся, утрамбованный снег на дороге. В городке зажглись огни, в наступающих сумерках казавшиеся такими тусклыми, словно в них едва теплилась жизнь. Констанс обогнал почтальон: тащит за собой санки, а рядом бежит большой пес, с кожаным крепким ошейником. Шестеро детишек, в ярких зимних костюмчиках, сделав из салазок целый "поезд", с гиканьем скатились с пологой боковой улицы и все перевернулись прямо перед ними, покатываясь от хохота. Крупная пегая лошадь, с подстриженным брюхом, чтоб не налипала наледь, еле-еле тащила три громадных бревна по направлению к станции. Старики в светло-голубых парках с капюшонами, обгоняя их, здоровались с ними на каком-то своем языке. Горничная стремительно, как запущенная ракета, скатывалась с вершины холма на санках, зажав между коленями бидон с молоком, и умело притормаживала на поворотах. На катке играли французский вальс,-музыку перебивали взрывы детского смеха, звон колокольчиков на узде лошади и далекий гул старомодного колокола на железнодорожной станции, предупреждающего пассажиров об отходе поезда. "Отправляемся!" -- будто гудел колокол, и его натужные, гулкие звуки были самыми продолжительными из всех других в округе.
Вдруг с гор донесся рокот -- словно прогремел гром. Констанс, озадаченная, вскинула голову:
-- Что это?
-- Мортиры,-- объяснил Притчард.-- Вчера всю ночь валил снег, вот горные патрули и бьют весь день из мортир по выступам, чтобы избежать снежных обвалов.
Раздался еще один слабый выстрел, отозвавшийся негромким эхом. Остановились, прислушались.
-- Как в старые, добрые времена,-- молвил Притчард, когда снова зашагали к дому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72