вы сейчас на работе. Я, Люсьена Михайловна, – ваш ра-бо-то-да-тель. Так уж получается. А в моей опергруппе работа сейчас такая – пить коньяк «КВВК». Улавливаете разницу от вульгарной пьянки на рабочем месте?… Ваша работа сейчас состоит именно в этом – пить с нами коньяк. Можем даже записать этот пункт в трудовом соглашении. Будете получать молоко за вредность, будете коньяк молочком запивать. А что, Люся, выходи замуж за Шкфорцопфа! А?… Согрей его, Люся. У него, кроме меня и командира, никого из друзей не осталось, а с нас – какой спрос? Ты Николай Степановичу ну очень правишься, он мне сам па допросе чистосердечно признался. А мы ему сразу – если, конечно, все пойдет по плану – погоны полковника, Героя Союза и персональный оклад. Соглашайся, Люся! Счастливой будешь. Свадьбу в «Красном» сыграем. Или в «Лондонском», по желанию невесты. Уж на такую свадьбу Николай Николаич денег не пожалеет.
– А что? Вот возьму и выйду за Николая Степановича! – дерзко отвечала Люся. – Вот номер будет!
– Вот и выходи!
Грядущий полковник и Герой Советского Союза Клаус Стефанович Шкфорцопф совсем порозовел, застеснялся, заерзал на стуле.
– Забыл, вы в армии служили, Николай Степанович?… Служили, служили… В какой, если не секрет?… В гитлеровском вермахте, наверно. Или у Власова?… Нет? Значит, в бундесвере, при Аденауэре. Ха-ха-ха!… Шучу, не обижайтесь! У вас какое звание запаса?
– Старший… – начал объяснять Шкфорцопф.
– Сержант?… Лейтенант?… Или куда пошлют?… – допытывался майор.
– Матрос.
– О-о-о! Что же вы молчали?!. Всем встать! Свистать всех наверх! Выпьем за Военно-морской флот!… Тогда мы вас не в полковники, а сразу в капитаны! Капитан 1-го ранга Шкфорцопф! Звучит! Ушаков, Корнилов, Нахимов, Шкфорцопф! На капитанском мостике, с кортиком, с крабом на фуражке, в белом кителе из роз впереди Исус Христос! Будете у нас замком по морде. Не поняли? Замкомпоморде – должность такая: заместитель командира но морским делам. Л-лева р-руля!… Пр-рава р-руля!… Полный впер-ред!… Сто-оп машина!… – нес ахинею опьяневший (опьяневший ли?) майор Нуразбеков. – А вы кто но национальности… виноват… вы кто но военной части, командир?
– Это – военная тайна, – ответил Гайдамака.
– Люблю! Люблю военные тайны! Давайте, выкладывайте. Не бойтесь, у нас – можно. У нас все можно.
– Я давал подписку о неразглашении.
– Ну как хотите, засекреченный вы мой человек! Я и без вас знаю: рядовой ракетного спецдивизиона. Что вы там делали, рядовой? Баллистическим ракетам хвосты крутили?
– Вроде того. Ядерным бомбам запалы ставил.
– Тоже красиво, – уважительно сказал майор. – Почему не выслужились в командиры?
– Попробовал – не получилось. Два дня был младшим сержантом, но разжаловали за то, что в пьяном виде не отдал честь замполиту и послал его на три буквы.
– У матросов нет вопросов.
– У Советов нет ответов, – тоже в рифму поддержал Гайдамака.
На него, кажется, опять снизошел стих. В армии он служил при ракетно-ядерном щите Родины в брянских лесах, где в самом деле крутил хвосты баллистическим ракетам, заправлял их топливом, от которого его смуглая кожа пошла белыми пятнами, как у леопарда. Однажды в белорусском лесу на боевом посту у этой длинной дылды на него снизошел стих на известный мотив, и он прочитал его Нуразбекову:
Дымилась, падая, ракета,
И от нее бежал расчет.
Кто хоть однажды видел это,
Тот хрен к ракете подойдет.
Гайдамаку понесло дальше: после общения с баллистическими ракетами он возненавидел любую технику сложнее велосипеда. Велосипедом он занялся поздно, ему в детстве не хватало велика. Он всегда испытывал тоску по коню. Он быстро вошел в сборную страны, потому что был упертый, как ишак, его любили друзья, соперники, публика, даже судьи. Отчаянная храбрость, веселый нрав, рыцарское благородство. Когда проехался по берлинской стене, то на середине стены попрыгал на велосипеде. Западные немцы прикрыли глаза от ужаса, мальчишки в восторге обалдели. Натура артиста, игрока. Давил 90 километров в час. Тренер кричал: «Так нельзя ездить, козел! Ты раз сто спуртовал, но тебе не дадут уйти!» Гайдамака отвечал: «Сегодня сто раз дернулся, завтра дернусь сто двадцать. И уйду». «За десять лет я участвовал в 947 соревнованиях, прошел 726 тысяч километров – то есть долетел до Луны, облетел и вернулся».
Все в кабинете были в восторге, в особенности майор Нуразбеков:
– Героический вы человек. Уважаю. Наверно, с губы не вылазили?
– Нет. Там каждый человек на счету. Губа считалась отдыхом.
– Вот кого мы – в полковники! И в наградную реляцию с вручением медали «Золотая звезда» и ордена Ленина.
– Себя, наверно, тоже не забудете? – поинтересовался Гайдамака.
– Нураз Нуразбекович у нас далеко пойдет, – ответила за майора Люська.
– Куда подальше, – ляпнул, не сдержался Гайдамака. – Если милиция не остановит.
– Высоко пойду, – поправил Люську майор Нуразбеков, игнорируя милицейскую шутку Гайдамаки.
– В председатели КГБ на Лубянку? – предположил Гайдамака.
– Точно. В феликсы-эдмундовичи. Помните, со школы… Как там у Маяковского: «Делать жизнь с кого? – С Феликса Дзер-жин-ско-го!»
Майор за словами в карман не лез, а свободно ими жонглировал, – но странные, опасные были его слова.
Выпили за Военно-морской флот, дай ему Бог здоровья! За разговорами и аппетит нагулялся. Похватали ножи и вилки и с жадностью набросились па свиные отбивные с гречневой кашей; Люська же, опять не закусив, а запив коньячок водой из сифона, развесила одежду Шкфорцопфа на свободном стуле и поехала на своей телеге, как на самокате, мыть посуду, пообещав вскорости вернуться пришивать пуговицы на пальто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107