Никто ею не интересовался, пока столкновение между Мантикорой и Хевеном не поставило систему в стратегически ключевую позицию.
Но Ключи не изменили конституцию и не обратили внимания на то, каким престижем пользуется имя Мэйхью у населения. Когда Совет парализовало при попытке Хевена захватить звезду Ельцина руками масадцев, именно Мэйхью преодолел этот паралич. И человек по имени Бенджамин снова стал Протектором Грейсона не только по имени, но и по сути.
Меч вернул себе былую остроту, и юридически Ключи оказались бессильны. Когда-то у Грейсона был один закон для всех дел, церковных и гражданских, а Ризница служила Верховным судом планеты. Но бойня, закономерно приведшая к принятию конституции, научила Церковь тому, как опасно религиозное вмешательство в светские дела. Грейсонские законы все еще были полны теократических предписаний, и хотя уже шестьсот лет действующие судьи не могли быть рукоположены в тот или иной церковный сан, юристов планеты до сих пор обучали церковники. В законах были перемешаны как теологические, так и откровенно светские элементы. Церковь до сих пор сохраняла за собой право одобрять или не одобрять кандидатов в Верховный суд – который среди прочего рассматривал конституционные вопросы.
Это право одобрения сыграло ключевую роль в событиях четырехлетней давности. Уже тридцать лет Ризницу направлял Джулиус Хэнкс, сначала как Второй старейшина, потом как Преподобный и Первый старейшина, и его беспокоило растущее высокомерие Ключей. Возможности главы Церкви были ограничены, зато имевшиеся он использовал на всю катушку. Все судьи Верховного суда, утвержденные при нем, придерживались строго конструктивных взглядов. Ключей это особо не тревожило. Возможно, они даже не задумывались о последствиях – до самой революции Мэйхью, когда суд постановил, что законом на Грейсоне является письменная конституция, а не прецедент, который нарушал ее целых сто лет.
Это положило конец законной оппозиции землевладельцев прямому правлению, а на незаконные меры ни один землевладелец не решался, как бы ни был велик соблазн. Протектор пользовался полной поддержкой грейсонских армии и флота, а они сейчас были сильнее, чем даже при Бенджамине Великом. Протектора поддерживали также простые поселенцы Грейсона. После столетия, в течение которого ее власть улетучивалась одновременно с властью Меча, Палата поселенцев обнаружила, что по закону она равна Ключам. А еще Палату поддерживали преподобный Хэнкс и Церковь Освобожденного Человечества, что давало ей божественное одобрение. Каким бы могуществом ни обладал землевладелец внутри собственного поместья, центральную власть на Грейсоне твердо держал в руках Бенджамин Мэйхью. И он не собирался ее выпускать, пока не вытащит свою планету из прошлого в настоящее.
К несчастью, лорд Бёрдетт, очевидно, разобрался в ситуации. И если это первый выстрел в войне за прекращение революции Мэйхью, он был намного эффективнее, чем казалось. В конце концов, решение Верховного суда одобрила Ризница, а не общее собрание Церкви. Бёрдетт конфликтовал именно с Ризницей. Если он сумеет убедить достаточно людей в том, что Ризница ошиблась в деле Маршана, то решение суда в пользу Бенджамина тоже может быть опротестовано. А уж если дело дойдет до этого….
Несмотря на уверенность, продемонстрированную в разговоре с леди Харрингтон, Бенджамин Мэйхью всегда понимал, как он рискует. Большинство грейсонцев готовы были следовать за ним, но если он споткнется, если цель, к которой он их ведет, будет дискредитирована или если достаточно большая группа противников перемен сумеет объединиться – положение коренным образом изменится. Верховенство Протектора в конечном счете определялась тем, что подданные одобряли его власть над ними. В эффективность действий с позиции силы, с помощью подчиненной ему армии, Бенджамин не верил.
А потому Бёрдетт был опасен, несмотря на весь его узколобый фанатизм. Землевладелец выступал от лица меньшинства, которое боялось перемен, но, придавая оппозиционным воззрениям религиозную форму, он призывал могучую силу. Грейсонская вера в то, что каждый должен встретить свое Испытание, придерживаясь собственного взгляда на то, какова воля Бога, – не важно, чего это стоит, – придавала его действиям опасную легитимность. А если он изменил политику сознательно… это проливает новый свет на позицию, занятую в последнее время людьми вроде лорда Мюллера. Не важно, действуют ли они из религиозных побуждений или цинично пытаются вернуть утерянную власть, организованная оппозиция землевладельцев была крайне опасна.
Но у Бенджамина тоже были в запасе сильные карты. С масадской угрозой было наконец покончено – после двухсот лет и полудюжины войн, которые можно было считать мелкими разве что по стандартам крупнейших звездных государств. Несмотря на социальное напряжение от реформ и войны с Хевеном, экономика Грейсона была сильнее, чем когда-либо, и с каждым днем укреплялась. Больше того, на Грейсон пришла современная медицина. Возможно, это менее зрелищно, чем сверкающие приборы и станки, но молодые ныне люди, например его брат Майкл и его дочери, проживут двести-триста лет. Бенджамин IX, в его неполные сорок, был уже слишком стар для эффективного воздействия пролонга. Он сожалел, но смирился с тем фактом, что не доживет до завершения своих реформ. Но брат и дети доживут, и это было поразительно.
Все это сделала возможным политика Бенджамина – о чем грейсонцы хорошо знали. А еще они знали, что родились в эпоху раздоров и перемен, опасности и неуверенности и, как всегда на Грейсоне, искали опору в Церкви и в династии Мэйхью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145