Тут Инна насторожилась - деликатность деликатностью, но странно, что он н
е отзывается.
- Осип Савельич?..
Чайник запел, мешая ей слушать тишину “казенного дома”. Метель ломилась
в окна и терлась о стены, а больше ничего не было слышно, и Инна осторожно п
ошла по коридору, касаясь стены холодной ладонью. Шероховатость листвен
ницы была привычной и приятной.
- Эй! Кто тут есть?
Никого быть не могло. Поднявшись на крыльцо, она открыла дверь своим ключ
ом - со второй попытки - и помнила это совершенно точно.
Кругом охрана, усиленная, в связи со смертью Мухина, в несчетное количест
во раз. Никакой террорист, разбойник или бандит не проберется за кордоны.
Никого здесь не может быть.
На первом этаже гостиная, кабинет, ванная и кухня, из которой она только чт
о вышла. На втором две спальни, еще одна ванная и выход на балкон, откуда от
крывался Енисей - в ледяных торосах и языках жесткого снега. К весне балко
н заметало снегом почти по самые окна.
Пальцы зацепились за выключатель, и Инна зажгла свет - просто так, для собс
твенного успокоения.
Опять послышалось какое-то шевеление. Ей показалось, что звук исходит из
кабинета, из-за раздвижных двустворчатых дверей, которые сейчас были зак
рыты.
Инна замерла.
Она никогда не закрывала двери кабина - все ей казалось, что душ
но, что она не услышит звонок телефона, который стоял на столике в гостино
й, что...
- Осип Савельич, это ты там засел?.. И, сильно толкнув, распахнула двери.
Неясная тень скользнула перед глазами, Инна ахнула, кровь фонтаном взмет
нулась к голове и ударила в мозг.
- Кто здесь, черт возьми?!
- Инна Васильевна... я Наташа. Я... тут убираюсь. Наконец-то она разглядела - худ
енькая девчушка в фартуке и сером форменном платье. В руках электрически
й шнур. Шнур - Инна проводила глазами - вел к пылесосу. Она посмотрела на пыл
есос и вновь вернулась к девчушкиной физиономии.
- Вы кто? Что вам тут надо?
Голос звучал отрывисто - все-таки она сильно струсила. На крыльце топал но
гами Осип, сбивал снег с ботинок.
- Я горничная, - пропищала девчушка. - Я... пылесосить хотела.
- Как вы сюда попали?! Где Аделаида Петровна?!
- Она сегодня... выходная. А я... в дверь вошла, как... как всегда.
- Неправда, - оборвала Инна, - что значит “всегда”? Я первый раз в жизни вас ви
жу!
- Ну конечно, - растерянно забормотала девчушка, - я еще только неделю работ
аю, и меня сегодня в первый раз к вам направили... Вот ключи дали... я убираюсь.
На втором этаже я уже... а тут только собралась пылесосить, как вы пришли и...

- И что?
- Я не успела... хотела предупредить, что я тут, но вы прошли, а когда вы дверь о
ткрывали, я не слыхала, пыль вытирала... вот туточки и тамочки... под столом.
- Тамочки под столом, - повторила Инна.
- Инна Васильевна, - негромко позвал из прихожей Осип, - ты одна или не одна?
- У нас новая горничная, - объявила Инна во весь голос, чтобы Осип услышал. - Я
с ней разговариваю.
Что-то все время казалось ей странным, хотя девчушка была мила и вполне на
турально оправдывалась, да еще как-то так, что очень хотелось верить, утеш
ать ее, просить извинения за слишком резкий тон и даже гладить по голове.

Что такого странного? Ничего странного вроде бы нет.
Девчушка пошевелилась, моргнула и снова уставилась Инне в лицо умоляющи
ми и правдивыми “до ужаса” глазами. Шнур от пылесоса она держала у груди, с
тискивала кулачки.
- Извините меня, - все-таки сказала Инна, - продолжайте, пожалуйста.
И вышла из кабинета, но двери закрывать не стала. Осип из прихожей кивнул в
опросительно, снизу вверх. Инна в ответ пожала плечами.
- Ты чай будешь, Осип Савельич? - спросила недовольно.
От чая Осип отказался.
- Тогда езжай домой, а часам к девяти я тебя жду. Нет, к половине десятого.
Осип пробормотал что-то невнятное в том смысле, что чего это его домой отп
равляют, нечего ему там делать, телевизор, что ли, смотреть, он лучше тут!.. И
как это Инна Васильна на губернаторскую дачу попадет, если он, Осип, телев
изор смотреть поедет?!
- Ты же прекрасно знаешь, что его дача за соседним забором. Я все равно на ма
шине не поеду, я в калитку пойду!
Осип, очень озабоченный ее статусом - даже не столько статусом как таковы
м, сколько его внешними проявлениями, - объявил, что так идти нельзя, а надо
непременно ехать.
- Двадцать метров ехать?!
Осип замолчал и засопел - он всегда сопел, когда не соглашался, но “из дели
катности” не высказывался вслух.
Инна послушала его сопение, ничего не сказала - все равно на машине она не
поедет, куда еще ехать вдоль забора, курам на смех! - и заварила чай.
На черный у нее аллергия - начинают чесаться глаза и неудержимо хочется ч
ихать. Зеленый она никогда не любила, но приходилось пить, потому что пить
кофе каждый час из двадцати четырех невозможно.
Вот и врач говорит - невозможно.
Инна никогда не слушалась врачей, а тут послушалась, потому что кофе, каже
тся, прожег у нее в желудке дыру, и теперь там болело и тянуло, настойчиво, п
остоянно.
Темные листья болтались в желто-зеленой мутной жидкости, похожие на мелк
их медуз. Инна осторожно отхлебнула и пошевелила замерзшими пальцами на
ногах.
Купить бы себе на базаре тапочки - уютные, пошлые, из искусственного меха,
чтобы спереди морда, сзади помпоны, а внутри синий самопальный войлок. Ещ
е теплую пижаму с розой на животе и любовный роман с пальмами, яхтами и соч
ным красавцем на обложке. Лежать бы на диване, под оранжевым торшером - пря
мо в тапках с мордами лежать! - греться, читать про красавца и ни о чем не дум
ать - ни о смерти Мухина, ни о развороченной кладбищенской земле, ни о вице-
премьерах, ни о Якушеве, ни о своей трудной и звездной карьере
, которую нужно сделать еще более трудной и звездной - назло всем врагам на
свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15