.. встревожило. Ну, бы
ла какая-то непонятная горничная, ну делась куда-то, ну и что?
Не об этом ты должна сейчас думать, Инна Васильевна! Ты должна думать, как
тебе держаться, чтобы угодить всем, кому надо угодить, и уклониться от тех
, от кого надо уклониться. И так, чтобы никому не было обидно, и так, чтобы со
хранить образ царицы, который часто выручал тебя, и выразить должную ско
рбь - но при этом тоже не пересолить, ибо излишняя скорбь может повлечь за
собой ненужный интерес, вызвать удивление и лишние вопросы - что, мол, так-
то уж убивается? Спроста ли?
Ноги в самом деле были мокрыми, придется переодевать колготки - зря она вы
скакивала на крыльцо и всматривалась в метель, все равно ничего не увиде
ла бы! А надежды на то, что непонятная горничная стоит без пальто и шапки в
озле Инниного забора и ждет не дождется, когда та выскочит и пристанет к н
ей с вопросами, и так не было никакой.
По гладкой полированной лесенке “с поворотом” она поднялась на второй э
таж и достала из ящика колготки.
Бодро щелкало отопление, как будто отделяя домашнюю теплую прелесть от р
азгулявшейся за окнами метели. Ее муж - теперь уже бывший - почти не приезж
ал в Белоярск. Ему здесь было неуютно. Инна занимала большие должности, в г
ороде ее знали в лицо, и машину знали “в лицо”, смотрели с любопытством, кл
анялись, провожали глазами. Он был “при ней”, и его это задевало.
Инна - умная, прогрессивная и деликатная жена - отлично его понимала и не н
астаивала на частых посещениях. Как в тюрьме: дни свиданий редки, время ог
раниченно. Теперь он ушел, и у него “новая счастливая семейная жизнь”, а он
а сидит одна на царской, мягкой, пуховой кровати, застеленной казенным зе
леным атласом, и будет одна всегда - очень хорошо.
Она обулась, решив, что пойдет в туфлях, раз уж недалеко, зашла в ванную, бро
сила в корзину колготки и посмотрела на себя в зеркало - словно со стороны
. Бледная, под глазами немного синевы, даже искусно наложенная косметика
не слишком помогла.
“Бледная и очень интересная”, писали в каком-то романе, она запомнила.
Светлые волосы - да, безупречны. Черный жемчуг - да, уместен. Не слишком вызы
вающе, сдержанно и с достоинством. Пиджак. Блузка. Каблуки, на которые стра
шно смотреть, не то что на них стоять. Все правильно, все как надо.
- Осип Савельич! Я ухожу. Ты все-таки прими решение, здесь остаешься или дом
ой едешь?
- Я тебя отвезу, Инна Васильна.
- Ты меня отвезешь, но только после десяти.
- Как ты в такую метель пойдешь?!.
- Мне только участок перейти.
- Дак и участок попробуй перейди, когда метет!..
- Осип Савельич, я дверь закрываю.
Джина, заподозрив самое ужасное, открыла глаза и повела ушами. Тоник злор
адно ухмылялся, предвкушая, что конкурентку сейчас прогонят с нагретого
коричневого меха.
- Давай-давай, - сказала Инна Джине, - ты же знаешь, что я шубу сейчас надену.
“Надень еще что-нибудь, - велела Джина, которая никогда просто так не сдава
лась, - а меня оставь в покое”.
Осип выдвинулся в прихожую и стал сердито натягивать ботинки.
- Домой поеду, - натянув, объявил он громко. - В полдевятого приезжать?
- В полдесятого.
- Ну, добро.
Этому “добро” Осип выучился у местного начальства, которое вслед за перв
ым замом Якушевым любило так выражаться.
Инна переложила в кресло Джину, которая и не думала уходить с ее шубы, - та т
ут же спрыгнула на пол в знак протеста против насилия над личностью и пош
ла, недовольно дергая спиной. Только кошки умеют так выражать свое отнош
ение к событиям - спиной.
- Ну, я пошел.
- Давай, Осип Савельич. До встречи.
Инна еще постояла перед зеркалом. Английский кашемир шарфа был приятно ш
елковым на ощупь. Он прикрыл волосы и сделал ее похожей на монашку.
Все хорошо. Ты справишься. Ты справилась, когда твой муж сказал тебе, что о
н больше не твой, а чей-то, и наплевать ему на тебя, и на самом деле ты - “самая
большая ошибка его жизни”, он наконец-то это понял.
Справилась.
Ей было лет восемь, родители ссорились, почти дрались за тоненькой фанер
ной стенкой, мать визжала: “Урод, дерьмо!!”, отец тоненько скулил в ответ, чт
о-то падало и грохотало, словно рушились стены, а она смотрела в окно - заму
соренный бедный двор, полный вспученных черных луж и щепы, собачья будка
у забора. Она смотрела в окно и мечтала, как уедет из дома и какая жизнь буд
ет у нее там, куда она уедет. Почему-то она знала совершенно точно, что уеде
т в Москву, хотя что такое эта самая Москва - понятия не имела. Болтала нога
ми в валенках, а потом валенок упал, мягко шлепнулся, она помнила это совер
шенно точно. А потом вбежала мать.
Инна все смотрела на себя в зеркало.
Справилась, хотя ей было восемь лет и бороться она не умела. Может, тогда и
научилась?
Ветер с Енисея налетел на нее, разметал европейский щегольской мех, добр
ался до тела, до самых костей, и костям моментально стало холодно. Придерж
ивая рукой шарф, Инна пошла по дорожке к забору, разделяющему дачи на “зон
у губернатора” и “зону заместителей”. Инна не была заместителем, но по ка
кой-то там хитрой табели о рангах ее должность - начальника управления - в
ряде случаев приравнивалась к заместительской, и дачу ей выделили.
“Ну, сжалились, - бухтел Осип, после трехмесячного пребывания в гостинице
втаскивая в новый “казенный дом” ее чемоданы, - хорошо, что сейчас сжалили
сь, а не через год!”
За забором, посреди метели, дремала темная машина. Машина как машина, в “Со
снах” полно разных машин, преимущественно темных, поскольку “

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15