Низовья Волги еще не освободились от весеннего половодья. Тысячи рукавов знаменитой дельты Волги представлялись с самолета сказочно живописным рисунком. Постепенно это обилие воды сменили голые сухие степи. Вскоре заблестело солнечными бликами Аральское море, а через полчаса наш Ил-14 совершил посадку в родном Тюратаме.
На технической позиции уже круглосуточно готовили первый из двух недавно прибывших и недоиспытанных на заводе лунников Е-3. Как и в предыдущем году, самым критичным оказалось фототелевизионное устройство «Енисей». Уже знакомые инжереры из НИИ-380 Валик и Брацлавец, серые от переутомления, небритые, но не теряющие оптимизма, повторяли испытания цикл за циклом, извлекая одну за другой покрытые пятнами контрольные пленки.
Пришлось Королеву и на этот раз организовать скоростные воздушные перевозки на Ту-104 нового проявочного раствора из Ленинграда в Москву и далее на Ил-14 в Тюратам. Свежие фотореактивы сразу пошли на испытания, и пленка стала выползать из «Енисея» в отличном состоянии.
Королев с Келдышем провели бурное совещание для показательной расправы за применение негодных фотореактивов и плохое качество фотоматериалов. Было принято решение назначить первый пуск на 15 апреля и ни в коем случае не ослаблять напряженной работы по подготовке второго. Ночью 12 апреля первый Е-3 был пристыкован, закрыт обтекателем, вся ракета была собрана и готовилась к вывозу.
А пока мы с Богуславским совершенно измучились в поисках неполадок радиокомплекса на втором Е-3. Памятуя о недостатках радиолинии по опыту работы на горе Кошке, мы стремились получить максимальное значение КБВ — коэффициента бегущей волны, во многом определяющего коэффициент полезного действия радиотракта борт — Земля! Кто-то из прилетевших с Келдышем теоретиков высказал идею, что КБВ падает вследствие ионизации пространства вокруг антенн.
Ночью на контрольные испытания в МИК пришли два заместителя министра Александр Шокин и Лев Гришин. Вместе с Рязанским и Богуславским мы объясняли обстановку. Гришин предложил для устранения ионизации выписать испытателям спирт «для промывки окружающего пространства».
— Вообще моя вера в инженерную интуицию конструкторов и испытателей поколеблена, — заявил Гришин. — Полностью выдержавший контрольно-выборочные испытания главный кислородный клапан был, согласно положению, подвергнут разборке и оказалось, что в нем отсутствовала одна деталь. Военпред испытания после этого забраковал. С этой деталью клапан мог бы испытания и не выдержать. Деталь поставили, испытания повторили и действительно получили неприятное замечание. Вот и у вас обнаружили «минус» на корпусе, нашли, в каком кабеле, и решили кабель выбросить, подавать команды с Земли. Больше того, обнаружили обрыв температурного датчика. Возиться с ним нет времени — решили датчик выкусить.
Мы как могли оправдывались, но острослов Гришин наступал нам на самые больные места.
13 апреля председатель Госкомиссии главный маршал артиллерии Неделин провел первое заседание перед пуском. Общий доклад о целях экспериментов сделал Келдыш. С содокладами выступили Бушуев, Вернов, Северный. Рязанский, Росселевич и я доложили о готовности систем Е-3, полковник Носов — о готовности полигона (подчеркиваю — в 1960 году нынешний термин «космодром» не употребляли), полковник Левин — о готовности всех служб командно-измерительного комплекса.
Все испытания на стартовой позиции протекали спокойно. В МИКе параллельно шла круглосуточная работа по подготовке дублирующего пуска.
Несмотря на замену всего радиоблока, замену неработающего датчика КБВ, из-за которого над нами посмеивался Гришин, ремонт «Енисея», умудрившегося уже после всех испытаний получить «минус на корпусе», к утру провели стыковку космического аппарата с ракетой. Монтажники Синеколодецкого работали артистически, балансируя на фермах установщика и блоках ракеты, по оценке Гришина, «как в цирке». В 9 утра все, кто работал ночью, позавтракали и отправились вздремнуть, чтобы по четырехчасовой готовности быть на стартовой поции.
Пуск прошел в установленное время — 18 часов 06 минут 42 секунды.
Я находился на ИПе рядом с размещенными в кузовах автомашин приемными станциями «Тралов». За пультами теперь уже привычно сидели военные операторы, а за параметрами на экранах электронных трубок следили наши профессионалы — телеметристы Голунский, Воршев и Семагин. Инженеры ОКБ МЭИ Попов и Новиков со своими помощниками тоже дежурили у станций, готовые за секунды заменить любой барахлящий блок и прийти на помощь военным операторам. С расстояния в 800 метров при дневном свете почти не видно вспышки зажигания двигателей ракеты. Но вот появляется бесшумно плещущее пламя предварительной ступени, доходит нарастающий грохот главной, ракета окутывается пламенем, грохот становится нестерпимым, она плавно выходит из ферм. Теперь пламя хлещет строго очерченным факелом. Который раз я любуюсь стартом и не могу к нему привыкнуть. Всегда пронизывает страх -вот сейчас что-нибудь случится и стремительный полет ракеты, опирающейся на ослепляющий огневой факел, превратится в беспорядочное кувыркание горящих блоков.
Активный участок проходит пока строго по расписанию. Из телеметрических машин слышны доклады: «Полет нормальный!»
На 120— й секунде крестообразно отделяются четыре блока первой ступени. Вторая ступень идет по траектории, оставляя освещенный солнцем белый инверсионный след. Надо теперь быть ближе к телеметристам -только они, да еще богомоловские радиолокаторы «Кама» видят, что происходит с ракетой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186