На 1ВА был установлен вымпел в виде маленького глобуса с нанесенными очертаниями земных материков. Внутри этого шарика находилась медаль с изображением схемы полета Земля — Венера. На другой стороне медали был герб Советского Союза. Вымпел был помещен в сферическую оболочку с тепловой защитой для сохранения при входе в атмосферу Венеры со второй космической скоростью. Кто из венерианцев обнаружит этот вымпел, нас не очень волновало. Важно было опубликовать его описание и доказать, что Советский Союз первым коснулся Венеры.
8 января 1961 года я с основной группой инженеров и монтажников снова вылетел в Тюратам. Команда была хорошо сработавшаяся за «марсианские» дни и ночи. Мы психологически были уже подготовлены к работе. Аппаратура по сравнению с «марсианской» была упрощена. Снова самым ненадежным оказался радиокомплекс. Его отладка поглощала большую часть времени, оставшегося до первого пуска, намеченного на 4 февраля.
При подготовке выявлялись не только отказы аппаратуры, но и явные «ляпы», допущенные при проектировании.
Настройка солнечно-звездного датчика системы ориентации зависела от даты пуска. Настройку производили на технической позиции в расчете на дату 4 февраля. После стыковки АМСа с блоком носовая часть носителя закрывалась головным обтекателем. В случае задержки пуска на сутки или более ракету необходимо было снимать только для перестройки датчика, потому что доступа на стартовой позиции к нему не было.
Руководивший работами на старте Воскресенский по этому поводу сказал Петрову и Максимову:
— Вы все вместе не тем местом думали. За это с вас, проектантов, надо портки спустить и здесь на площадке при всем народе выпороть. Потом заставить доработать либо датчик, либо обтекатель. Но в графике у меня нет времени ни для показательной порки, ни для доработок. Королеву я жаловаться не стану. Вот если не попадем в Венеру, я ему причину объясню.
Бесконечные разборки и повторные сборки орбитального контейнера доводили нас до исступления. Разбираем, выясняем причину очередного отказа, заменяем передатчик или находим потерю контакта в фидерном кабеле, собираем, включаем сеанс связи и обнаруживаем новый отказ, которого ранее не было.
В ночь на 25 января был уже пятый цикл такой сборки-разборки. На этот раз отказал высокочастотный переключатель для соединения одного из двух передатчиков с параболической антенной.
Королев в это время отлучался с полигона всего на три дня. Теперь он летел «домой». У нас уже сложились неписаные традиции выезжать на аэродром для встречи прилетающего руководства независимо от загрузки текущей работой.
Так и не выспавшись, я поехал вместе с Келдышем и Ишлинским на аэродром для встречи Королева. По дороге Келдыш спорил с Ишлинским по поводу научных трудов, представленных на соискание Ленинских премий. Под их спор, пригревшись в машине, я заснул.
День был солнечный. Королев, первым спустившись по трапу явно в хорошем настроении, воскликнул:
— У вас уже весна! В Москве при вылете было минус двадцать четыре.
Обратно ехал с Королевым и Воскресенским. СП не столько интересовался Венерой, сколько рассказывал о встрече с Фролом Козловым — вторым человеком в партии после Хрущева.
Пожаловался, что наша «девятка» зажата в пользу янгелевской «шестнадцатой»:
— После октябрьской катастрофы прошлого года в верхах не жалеют сил для реабилитации Янгеля и его работы. Но мало этого, Фрол напрямую сказал: «Сначала Янгель, потом для подстраховки Челомей, а затем уже вы».
Я спросил:
— Значит, космосом не заниматься?
— Нет, мы так не говорим и заниматься будем обязательно. Пуску по Венере мы придаем исключительное значение. Но не торопитесь. Мы вас не гоним. Если надо, можно и подождать.
Следующие день и ночь в присутствии Королева, Келдыша, Ишлинского и при скоплении любопытных снова проводили разборки АМСа для поиска неисправности в автоматике системы питания. Выяснили — вышел из строя дистанционный переключатель. Попутно устранили дефект в аппаратуре Грингауза, которая должна была дать ответ о состоянии межпланетной плазмы по всей трассе.
Снова собрали, испытали, отправили весь объект в барокамеру на проверку герметичности. К утру 29 января после барокамеры я снова был вынужден принять решение о разборке АМСа вместо сдачи на стыковку с носителем: выяснилось, что на выходе приемников только шумы — никаких полезных сигналов.
Проверяем все в разобранном виде. Находим причины. Снова собираем. Снова испытания в собранном виде. Снова повторная проверка в барокамере. В коротких интервалах между непрерывными испытаниями, вскрытиями, доработками и проверками в барокамере мне с Осташевым попеременно удается один час поспать.
В непрерывной суматохе я, не вдаваясь в форму документа, подписал акт о снаряжении спускаемого на Венеру аппарата с вымпелом Советского Союза и на ходу в МИКе попросил Королева его утвердить.
Он отнесся к этому документу гораздо серьезнее и меня отчитал:
— Напечатано небрежно. Перепечатай начисто на хорошей бумаге. Это документ государственной важности. Мы вместе подпишем, а утверждать должен председатель Государственной комиссии.
Наконец-то отдали аппарат на стыковку с носителем. Традиционный выезд из МИКа на старт Кириллов назначил на 7 часов утра 1 февраля. Ночью я любовался двумя носителями. В МИКе на установщике лежит очередной, третий по счету, пакет 8К78. В его голове нарядный сверкающий 1ВА — металлический блеск фольги теплоизоляции и ослепительно белая краска теплоизлучателей. Рядом проходит заключительные горизонтальные испытания четвертый носитель 8К78.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186