Мне предстояло вместе с Носовым, Осташевым и Кирилловым принять окончательное решение, какую систему куда поселить и куда какие провести коммуникации по электропитанию и связи. Лабораторий для всевозможных систем набиралось много.
Вскоре на полигон приехали и поселились в поезде Нина Жернова и Мария Хазан. Пилюгин поручил им участвовать в сборке и отладке комплексного стенда с электронной аналоговой моделью. Они пояснили, что Николай Алексеевич хочет иметь возможность все необходимые исследования с реальной аппаратурой автомата стабилизации вести здесь, не летать в Москву и не запрашивать институт по каждому замечанию. Это было благое намерение, и Кириллов отвел им из своего резерва большую комнату на верхнем этаже под «персональную лабораторию Нины Жерновой имени товарища Пилюгина».
Каждая система имела своего главного конструктора, который требовал обязательно «отдельной изолированной квартиры». Пусть даже однокомнатной, тесной, но чтобы никого из посторонних там не было. Так разместили лаборатории рулевых машин, системы опорожнения баков (СОБ) и синхронизации (СОБиС), гироприборов. На всякий случай предусмотрели пневмоиспытания арматуры.
Наибольшие хлопоты доставили монтаж и отладка радиосистем. Бортовая аппаратура системы радиоуправления требовала для проверки и испытаний такого обилия всяческих шкафов, набитых испытательными блоками, что под нее отвели на втором этаже самые просторные комнаты.
Были и споры с молодыми конкурентами радиоэлектронной монополии Рязанского.
Еще при испытаниях ракет Р-1 и Р-2 в 1950-1953 годах мы использовали радиотелеметрическую систему «Индикатор-Т» и систему траекторных измерений «Индикатор-Д», разработанные молодыми выпускниками МЭИ под руководством академика В.А. Котельникова. Молодой, очень активный и задиристый коллектив, накопив первый опыт ракетных полигонных испытаний, решил приступить к разработке следующего поколения радиотехнических устройств. Это было явным и нахальным вторжением в область деятельности Рязанского, Богуславского, Борисенко, Коноплева и вновь созданной в Госкомитете по радиоэлектронике специальной организации СКБ-567 под руководством Евгения Губенко.
В те годы еще не было ясности по многим теоретическим и практическим вопросам радиоэлектроники. Продолжались споры о затухании радиоволн в ионосфере, влиянии плазмы факела двигателя, местах установки и конструкции антенн. Больше всего неприятностей доставляли разработчикам аппаратуры ненадежные радиолампы и первые полупроводниковые элементы, технология производства которых просто не была готова к нашим жестким требованиям.
Постановление 1954 года о разработке межконтинентальной ракеты было встречено в МЭИ с большим энтузиазмом. Уже через год появились опытные образцы бортовой аппаратуры и наземных станций, разработанных коллективом, во главе которого с уходом Котельникова стал Алексей Федорович Богомолов.
Королев охотно согласился с моим предложением о поддержке Богомолова и поощрении конкуренции между Богомоловьм и организациями радиопромышленности. Министр Калмыков и его заместитель Шокин не одобряли нашу инициативу. Однако мы при всех удобных случаях протаскивали в постановления ЦК и Совмина пункты, обязывающие Министерство высшей школы создавать все условия для разработки в МЭИ радиоаппаратуры для Р-7.
Официального конкурса на разработку радиотелеметрической аппаратуры для Р-7 не объявлялось. Тем не менее борьба за место на борту разгоралась очень азартная. Наша явная поддержка Богомолова раздражала Рязанского. Госкомитеты не принимали ОКБ Богомолова всерьез, а при случае подшучивали над нашим покровительством этому «детскому дому» и всячески поддерживали разработку телеметрической системы Губенко. Но все-таки нам удалось организовать экспертную комиссию, которая решила провести сравнительные самолетные испытания. Заключение экспертной комиссии было на редкость единодушным: рекомендовать для ракеты Р-7 систему «Трал» разработки ОКБ МЭИ. «Трал» выиграл конкурс неслучайно. Молодые талантливые инженеры применили самые передовые достижения электроники, которые считались преждевременными в отечественной технике. Сорок восемь измерительных каналов «Трала» давали нам возможность для всестороннего исследования ракеты в полете.
Но Губенко, основной конкурент Богомолова по системе радиотелеметрии, проиграв конкурс, не остался без работы. Недостатком богомоловского «Трала» по тем временам была его неспособность регистрировать быстро меняющиеся параметры типа вибраций или пульсаций давления в камерах сгорания. Для регистрации этих явлений Губенко к 1956 году разработал новую телеметрическую систему — «быструю телеметрию» РТС-5. Мы для нее разработали датчики измерения вибраций, и система тоже получила место на первых ракетах Р-7.
В течение 1954-1956 годов на заводах радиотехнической промышленности было развернуто серийное производство бортовой аппаратуры и наземных станций в стационарном и подвижном вариантах. Только за два года — 1956 и 1957 — было выпущено более 50 комплектов наземных установок, которыми оснащались полигон и все измерительные пункты от Тюратама до Камчатки.
На ракете Р-7 мы установили три самостоятельных комплекта «Тралов»: в головной части, на второй ступени — центральном блоке «А» и на боковом блоке «Д» для контроля параметров всех четырех блоков первой ступени. Первые ракеты назывались нами измерительными: общее число измеряемых параметров превышало 700.
Масса всего измерительного комплекса была столь велика, что дальность ракет была уменьшена с 8000 до 6314 км.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186