— Это было так, Иван Васильевич, — сказал он. — Я был в Лодзи, в Польше, в той части, которую захватили ящеры. Мое преступление состояло в том, что я ненавидел немцев больше, чем ящеров.
— Почему? — спросил Федоров.
Этот вопрос он задавал уже в четвертый раз.
До сих пор Нуссбойм избегал ответа: обычный русский любит евреев не больше, чем обычный поляк.
— Вы можете догадаться сами? — спросил он. Федоров наморщил лоб, и он взорвался:
— Черт побери, вы разве не видите, что я еврей?
— Ах, вот что. Да, конечно, я понял, — сказал его сосед с веселым спокойствием. — Такого большого носа нет ни у одного русского.
Нуссбойм прикрыл рукой упомянутую часть лица, но Иван, казалось, не имел в виду ничего особенного, а просто отметил факт. Он продолжил:
— Значит, вы были в Лодзи. Как же вы попали сюда? Вот это я и хочу знать.
— Мои соседи захотели избавиться от меня, — с горечью сказал Нуссбойм. — Они не стали отдавать меня нацистам — они не были настолько погаными. Но они не хотели и оставлять меня в Польше. Они знали, что я не позволю им сотрудничать с оккупантами. Тогда они ударили меня так, что я потерял сознание, переправили через захваченную ящерами страну, пока не добрались до местности, которую вы, русские, продолжали контролировать, и передали меня вашему пограничному патрулю.
Федоров мог не быть большим мыслителем, но он был советским гражданином. Он знал, что происходит в таких случаях. Улыбаясь, он сказал:
— И пограничный патруль решил, что вы преступник — а кроме того, вы еще и иностранец, и жид , и поэтому они отправили вас в гулаг note 2. Теперь я все понял.
— Рад за вас, — кисло ответил Нуссбойм.
Из купе через скользящую решетку, заменяющую дверь, был виден коридор тюремного вагона. В решетке было проделано зарешеченное же окошечко. Окон во внешний мир не было, только пара маленьких отдушин, которые в счет не шли. Два охранника направились к их купе.
Нуссбойм не беспокоился. Он знал, что когда энкавэдэшники ходят неспешным шагом, они собираются раздавать еду. В животе у него урчало, слюна наполняла рот. В этом тюремном вагоне — «столыпинском», как его называли русские, — он питался лучше, чем в лодзинском гетто до прихода ящеров. Правда, не намного лучше.
Один из охранников отодвинул решетку, затем отступил, нацелив на заключенных автомат. Второй поставил на пол два ведра.
— Порядок, зэки! — закричал он. — В зоопарке время кормления зверей!
Он громко расхохотался над своей остротой, хотя и пускал эту шутку в ход всякий раз, когда был его черед кормить включенных.
Они тоже громко расхохотались. Если бы они не стали смеяться, никто не получил бы еды. Это они узнали очень быстро. Избиения служили очень доходчивым объяснением.
Удовлетворенный охранник начал раздавать куски грубого черного хлеба и половинки соленой селедки. Один раз заключенные получили и сахар, но потом охранники сказали, что он закончился. Нуссбойм не знал, насколько это верно, но проверить все равно не мог.
Зэки, которые, развалившись, лежали на средних полках, получали самые большие куски. Они подкрепляли свое право кулаками. Рука Нуссбойма коснулась синяка под левым глазом. Он пытался воспротивиться и заплатил за это.
Он, как волк, проглотил хлеб, но костистую селедку спрятал в карман. Он научился дожидаться воды, прежде чем есть рыбу.
Селедка была настолько соленой, что от жажды можно было сойти с ума. Иногда охранники оставляли в купе ведро воды после того, как приносили еду. Иногда они этого не делали. Сегодня воды не было.
Поезд грохотал. Летом в купе, рассчитанном на четверых, но в которое набивалось две дюжины мужчин, должно было быть невыносимо — что, конечно, не останавливало служащих НКВД. Во время русской зимы живым теплом лучше не пренебрегать. Несмотря на холод, Нуссбойм не мерз.
В животе его снова заурчало. Животу было безразлично, что его хозяин будет страдать от жажды, если съест селедку и не напьется. Живот понимал одно: он по-прежнему почти пуст, а рыба частично заполнит его.
Заскрипев тормозами, поезд резко остановился. Нуссбойм едва не сполз на людей внизу. С Иваном такое однажды случилось. Люди на полу набросились на него, как стая волков, били и колотили, пока он весь не покрылся синяками. После этого случая сидящие на багажной полке научились крепко держаться.
— Где это мы, как ты думаешь? — спросил кто-то внизу.
— В аду, — ответил другой голос, вызвав смех более горький и искренний, чем тот, которого добивался охранник.
— Зуб даю, что это Псков, — объявил зэк на средней полке. — Я слышал разговор, что мы отогнали ящеров от железнодорожной линии, которая идет с запада. После этого, — продолжил он менее самоуверенно и вызывающе, — после этого север и восток, на Белое море, а то и в сибирский гулаг.
Пару минут все молчали. Упоминания о работе зимой под Архангельском или в Сибири было достаточно, чтобы смутить даже самых бодрых духом.
Стук и толчки показали, что к поезду прицепили или отцепили вагоны. Один из зэков, сидевших на нижней полке, сказал:
— Разве гитлеровцы не захватили Псков? Дерьмо, они не причинят нам вреда больше, чем наш собственный народ.
— Нет, сделают, — сказал Нуссбойм и рассказал о Треблинке.
— Это пропаганда ящеров, вот что это такое, — сказал большеротый зэк на средней полке.
— Нет, — сказал Нуссбойм.
Даже с оглядкой на зэков со средней полки примерно половина людей в купе в конце концов поверили ему. Он решил, что одержал моральную победу.
Вернулся охранник с ведром воды, ковшом и парой кружек. Он выглядел расстроенным из-за того, что обязан дать людям воды, которой они не заслуживали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229