Нетерпеливо переступая с ноги на ногу, она
разговаривает по телефону.
Ц Ну говори, Ким, говори скорее… Простить?.. Ладно, прощаю, не первый раз… А
за что за другое? В каком смысле за будущее?.. Что?.. Куда ты уходишь?.. Ничего н
е разберу. По-моему, ты под градусом… Хорошо-хорошо, я постараюсь тебя пон
ять. Протрезвишься, тогда звони… Да не до тебя мне сейчас!
Муза спешит в спальню, где лежит на кровати одетый Альберт.
Ц Алик, что случилось? Что ты лежишь-молчишь, сердце надрывается смотрет
ь… Ну Алик, ну родненький, что с тобой?!
Ц Я слушаю голоса давно умерших.
Муза хватается за спинку кровати.
Ц Что?.. Ц И, не дождавшись продолжения, робко спрашивает: Ц Алик, а покуш
ать ты не хочешь?
Хлопает входная дверь. Муза выбегает в прихожую. Разгневанный Боборыки
н швыряет ей на руки пальто.
Ц Папа, где ты был? Я вся переволновалась. Ни записки, ничего…
Ц Твой благоверный идиот дома?
Ц Ну вот Ц один пришел не в себе и второй туда же. В чем дело?
Ц Зови этого негодяя.
Ц Не позову, он лежит. Даже есть не хочет. Чем он тебе не угодил?
Ц «Не угодил»? Да ты знаешь, что он сделал? Осрамил, опозорил, замарал мое
имя!
Ц Успокойся, папа, успокойся, на тебя не похоже так волноваться. Сядь хот
я бы.
Ц Я три часа сидел, ноги свело. Три часа мне задавали оскорбительные воп
росы. И все из-за этого негодяя! В мои годы!
Ц Но где?
Ц На Петровке, Муза, деточка, на Петровке тридцать восемь. Явился вежливы
й молодой человек, попросил дать небольшую консультацию, внизу ждала маш
ина. А консультация обернулась допросом…
От пережитого старик запоздало всхлипывает. Муза бросается к нему, целуе
т руки.
Ц Бедный папочка!.. Да как они посмели!..
Боборыкин, увидя Альберта в дверях, вновь распаляется гневом:
Ц Этот человек… этот проходимец… этот твой Алик… Недаром я предостерег
ал тебя еще двадцать лет назад!.. Муза, он замешан в краже! В той самой, где «И
нфанта» Веласкеса. Он связан с воровской шайкой!
Ц Папа, опомнись… Ц отшатывается Муза. Ц Алик, почему ты молчишь?
Ц Он молчит, потому что нечем оправдываться. Тебе нечем оправдаться, вор
юга! Я видел в кладовке эти копии Врубеля и Венецианова, которые ты потом с
ватал в Плющевский музей. Мне теперь все понятно задним числом. Все твои ш
ушуканья с Цветковым и пачки денег. Наскучило работать у тестя на процен
тах, да? В моем доме, в моем доме жулик и аферист! Фамилию Боборыкина станут
трепать на перекрестках! Видеть тебя не могу… перед лицом этих вечных тв
орений, Ц трагическим жестом он обводит увешанные картинами стены.
Ц Алик?.. Ц шепчет потрясенная Муза. Ц Неужели… Алик!!
Ц Хватит! Ц обрезает Альберт. Ц Теперь я поговорю. Такой у нас будет веч
ер монологов. Перед лицом этих вечных творений. Да, я жулик и циник. Я весел
ый аферист. Я задумал артистическую операцию по изъятию картин, стоимос
ть которых выражается шестизначным числом. И совесть не гложет меня при
мысли о многих «жертвах искусства». Но я надувал сытых. Сытых, жирных и бла
гополучных. А ты, стервятник? Вспомни, кого грабил ты, вымогатель у одра ум
ирающих! Полковник Островой завещал тебе четыре полотна. Четыре! Где ты в
зял остальное? За полстакана крупы, за шесть кусков сахару… или просто та
к, у кого не хватало сил сопротивляться? Ммм… Ц мычит Альберт как от свире
пой боли. Ц Он был, видите ли, самоотверженным хирургом. Да ты был завхозо
м в госпитале, подлюга! Ты помнишь Романовского? Профессора Романовского
, а?
Ц Если ты немедленно не прекратишь… Ц начинает Боборыкин, выкатывая г
лаза, но не находит, чем пригрозить.
Муза в ужасе держится за голову.
Ц Папа, о чем он?
Ц Вероятно, о том, что, несмотря на дистрофию и ужасы блокады, деточка, я им
ел мужество…
Но Альберт не дает ему свернуть на накатанную дорожку:
Ц Заткнись, мародер! Не было у тебя дистрофии. До госпиталя ты заведовал
базой райпищеторга. Она сгорела, но твой домик уцелел, и подвал, и не знаю, ч
то в подвале, Ц только дистрофии у тебя не было! Ты шастал с мешком по заве
тным адресам. А Питер горел. Бомбежку девятнадцатого сентября я до сих по
р вижу во сне… как я тушил зажигалки… вот такой мальчонка. А ты? Ты небось р
адовался, что фрицы сделали тебе светло?!
Муза ощупью находит стул и садится. Никогда не видела она Альберта таким
исступленным.
Ц Дистрофия была у нас с дедом, когда мы едва дотащили мать до ближайшего
фонарного столба. Так хоронили, помнишь? Полагалось класть ногами к троп
ке… Это не ты Ц я «бадаевскую землю» сосал! Ц Альберт оборачивается к Му
зе. Ц Не слышала? Осенью сорок первого сгорели продовольственные склад
ы. Горело масло, горел сахар и тек в землю. Ее потом сообразили копать… Не б
ыло у тебя дистрофии, стервятник! Когда ты пришел к Романовскому, тот едва
дышал. Ты сунул Тициана в мешок и ничего не дал, ни крошки!
Ц Где ты подобрал столь гнусные измышления? Ц Боборыкин пытается изоб
разить негодование.
Ц Нашлось кому рассказать… Дочь Романовского еще застала его в живых в
тот день. Он успел прошептать.
Ц Откуда ты это приволок?
Ц Из надежного источника.
Боборыкина трясет от злости, но по реакции Музы он чувствует, что моральн
ый перевес не на его стороне, и сбавляет тон:
Ц Послушай, Альберт, твои обвинения глубоко несправедливы. Кто-то прош
ептал в предсмертном бреду! По-твоему, я чуть ли не украл Тициана, в то врем
я как я его спас. Дом через неделю был разрушен снарядом, я видел развалины
. И дочь Романовского еще предъявляет претензии? А что она сделала для сох
ранения бесценного полотна?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27