Мы вылезаем из самолета, а нас встречает взвод автоматчиков. Руки за голову, и обыск. Пятнадцать килограммов наркотиков, незаконное хранение оружия, хищение оружия и боеприпасов, еще что-нибудь навесят вроде убийства – и «вышка» гарантирована.
– Вряд ли. Как же этот Борис Степанович заберет потом свои наркотики?
– Черт его знает. Найдет выход.
– Мы тоже найдем. У меня есть хороший дружок, очень нам может пригодиться.
– Кто?
– Потом узнаешь. Познакомлю вас обязательно. Пусть это будет для тебя сюрпризом.
– Ну смотри.
– А главная причина, по которой генерал не пойдет сразу на конфронтацию, – это я.
– В каком смысле?
– Я свидетель. Соучастником твоим быть я не могу, это любой суд докажет. Мы с тобой познакомились всего несколько дней назад. И записи у меня есть, – Самойленко кивнул на кофр с телекамерой.
– Пленки-то стереть можно. Я это по договору с Игнатенко еще в самолете должен был проделать.
– Серьезно?
– Вполне. Он тебя вообще шлепнуть предлагал – несчастный случай подстроить. Я его уговорил – мол, сотру пленки в полете, и ты для нас безопасен.
– Вот это да!.. Но в любом случае против нас обоих дело завести будет сложно, а я – серьезный свидетель...
– ...которого можно убрать в Москве, если это не удалось сделать в Таджикистане...
– ...и за которого потом вступится все телевидение, вся пишущая братия, – закончил фразу Самойленко. – Ты, Толик, не думай – нас, журналистов, так просто не отстреляешь. Слишком много следов надо заметать.
– Ага, как же! А Холодов? А Листьев? Так это самые известные, которые на всю страну гремели. А сколько на местах случаев было?
– И все же.
– Ладно, короче, договорились пока: ты для генерала – мой друг, и мы всюду будем вместе. О'кей?
– Конечно. А как ты думаешь...
– Коля, ты только не обижайся, – прервал нового товарища Аркан, сладко зевнув, – но я больше не могу – спать хочется.
– Конечно, конечно, я и так поражаюсь, как ты еще с ног не валишься, – с пониманием кивнул журналист. – Поспи, тебе до Чкаловска времени хватит.
– Ну да, а то какой из меня мститель получится?
Немного поерзав на своем месте, чтобы устроиться поудобнее, Аркан заснул буквально через минуту...

* * *

Родина встретила ребят скверной погодой и черной «Волгой» у самого трапа самолета.
– Это вы от Игнатенко? – шагнул навстречу Арканову, спустившемуся по железной лесенке с мешком за плечами, генерал в легком плаще.
– Я, товарищ генерал-лейтенант. Старшина Арканов, – по армейской привычке, завороженный большими звездами на погонах, автоматически представился Анатолий.
– Ну что ж, пройдемте в машину, старшина. В отпуск или уже насовсем?
– Дембель, товарищ генерал.
– Поздравляю!
– Спасибо.
– Пойдем в машину.
– Я не один, товарищ генерал-лейтенант.
– В смысле? – Тихонравов (а это был, естественно, именно он) в растерянности остановился.
– Со мной мой хороший друг прилетел, – Аркан показал на спустившегося по трапу Самойленко.
Борис Степанович вздрогнул – он сразу узнал тележурналиста, просившего у него всего несколько недель назад разрешения на полет в Таджикистан.
– Как, вы?! – непроизвольно вырвалось у него.
– Я, Борис Степанович, – Самойленко был удивлен не меньше генерала.
– А вы что, знакомы? – с недоумением смотрел на обоих Аркан.
– Да уж, знакомы. Правда, недолго... – протянул генерал, пытаясь совладать с волнением. – Ну что ж, поедем в Москву вместе.
– Мы недавно познакомились, – уточнил для друга Самойленко. – Борис Степанович по просьбе телевидения помогал мне вылететь в горы.
– Ясно, – кивнул Аркан.
Утроившись на переднем сиденье «Волги», Тихонравов всю дорогу молчал, напряженно думая.
Отличное настроение, в котором он пребывал со вчерашнего вечера после неожиданного звонка из Душанбе, бесследно улетучилось.
«Когда только они успели познакомиться? Что он знает, этот писака? Ох, не зря он мне так не понравился во время нашей первой встречи! А что это за парень – Арканов? Может, он и не дембель никакой? По возрасту и то явно не двадцатилетний. Может, он из каких-нибудь органов? Может, они уже пасут нас? Господи, хоть бы что-нибудь знать наверняка! Почему Игнатенко настолько усложнил ситуацию?»
Ребята, устроившись на заднем сиденье автомобиля, тоже молчали, изредка переглядываясь и гадая про себя, как же будут разворачиваться события дальше. Молчание, царившее в салоне «Волги», было настолько тяжелым и красноречивым, что Тихонравов не выдержал и попросил своего водителя:
– Ты бы хоть музыку включил, что ли.
– Сейчас, Борис Степанович, – шофер удивленно взглянул на шефа, торопливо нажимая кнопку: раньше его генерал не питал особой любви к музыке, запрещая включать приемник и магнитофон, объясняя, что музыка во время движения отвлекает водителя от управления автомобилем.
Борис Степанович пытался теперь вслушиваться в слова песенок, звучавших из динамиков, и настроение его ухудшалось с каждой секундой. Ох, не зря он не любит эту современную так называемую музыку – ни текстов толковых, ни мелодий приятных! Вроде бы разные исполнители, а все как из инкубатора, никаких различий. Выключишь кассету – и через пять минут ни за что не вспомнишь, не напоешь ни одной песни!
«О чем я думаю? – сам себе удивился Тихонравов, вдруг поймав себя на мыслях о музыке. – Из-за чего злюсь? Разве это сейчас важно, Господи?! У меня за спиной сидят какие-то неизвестные люди, через пару минут они запросто могут защелкнуть на моих руках наручники, а я – про музыку!»
Борис Степанович откровенно боялся.
Теперь он вспомнил вчерашний разговор с дочерью, ее просьбу бросить все, ее предупреждение о том, что сколько веревочке ни виться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92