Я, краснея от ответственности, говорила, что когда упомянули про депрессию и веру, подумала, что влюбленность – вот лучшее лекарство от всех болезней. Кроме безденежья. А еще, нет силы, мощнее толпы. А у меня как раз было в жизни такое переживание – первая любовь и замечательный концерт. Правда, все это было загнано подальше в закоулки памяти, так как любовь оказалась неудачной, и меня постигло разочарование в людях. И петь я совсем не умею. Но, может быть, если у кого-нибудь есть запись… Я все объясняла и объясняла, а лица окружающих все светлели и светлели.
– А что, это мысль, – сказал, наконец, Борис Иванович. – Можно попробовать. Я тебе сам помогу все вспомнить. А что за концерт?
– «Иваси», 1996 год, по случаю Дня Физика, – с сомнением посмотрела я на босса.
Знает ли? О «Матрице», вон, и слыхом не слыхивал.
Но он знал.
– Подойдет! – окончательно просветлело лицом начальство. – Если я не ошибаюсь, их записями в советские времена врачи людей как раз из депрессий выводили. Макс, звуком разуважишь? Старший друид кивнул…
Вскоре с необъятного дерева зазвучали «Иваси». Зазвучали, и тут же смолкли в преддверии действа. Мы с начальником Заповедника подсели к Мане, положили ладони на «шкуру» удивительной многоножки. Только теперь я поняла, что вовсе не шерсть и не чешуя покрывала достойную нашу Маню. А практически невесомая рыжая сосновая кора. Вокруг кольцом выстроились друиды, навострили посохи.
– Готова? Начали!
Я провалилась в воспоминания.
Первый курс. Весна. Май. День Физика, толпы пока еще трезвых собратьев по факультету. Пивной забег вокруг памятника Михайло Васильевичу. Флаг физфака – восклицательный знак под корнем – над крышей химфака, и восторженные вопли собратьев по разуму по этому поводу. Холодрыга страшная, несмотря на май месяц. Ветер. На мне новая куртка – три месяца копила! И я сама, влюбленная, неуверенная, то ли пригласить Его на концерт, то ли нет – он как-то обмолвился, что бардов не уважает.
И второй билет в кармане, купленный на последние деньги. Я тогда его все же не пригласила. Не решилась. Но, если честно, это было неважно – любовь, она же в сердце живет, внутри, а не вовне!
Я почувствовала, как Борис Иванович сжал мою ладонь – не отвлекайся, мол, на глупые рассуждения.
Едем дальше. Итак, концерт. Толпы людей перед первым гуманитарным корпусом. Физики и лирики, в одном месте.
«Есть билетик?» – то и дело раздаются вопросы.
Осчастливленная внезапным и бесплатным вожделенным прямоугольником бумаги девчонка-физичка. Танька. И, наконец, полный зал народа. И я, сомневаюсь, права ли, что не пригласила…
…Но рядом сияет все еще не верящая в удачу новообретенная подруга, и сердце переполняется любовью и благодарностью ко всему сущему. На сцене появляются они. Один, почти лысый и второй, небольшого росточка. С гитарами наперевес. Зал взрывается овациями и затихает. Первые шутки, приветствия, аккорды. Концерт. И постепенно разогревающаяся толпа.
Я хочу быть высокой сосною,
Чтобы жизнь не прошла впопыхах,
Чтоб знакомый орел надо мною
Ежедневно парил в облаках.
Физики и лирики, качаясь, представляют собой одно целое.
Чтоб корнями широко раздаться.
И, стоять, не считая года!
Чтобы шишками сверху кидаться
Без опаски попасть не туда!
Между людьми, еще совсем недавно разобщенными, стираются границы.
Я хочу быть высокой сосною,
Чтобы время катилось рекой,
Чтобы ты, проходя подо мною,
По коре проводила рукой.
Куда не бросишь взгляд, везде вдохновенные лица. Вот вспыхнули первые зажигалки. Меня несет куда-то, я растворяюсь в толпе себе подобных, я люблю! Всем сердцем, всех и каждого! Я и есть любовь…
«Иваси» тем временем поют последнюю песню.
Если климат тяжел,
И враждебен астрал.
Если поезд ушел,
И все рельсы забрал.
Если пусто в душе,
И не любит никто -
Это значит, это значит,
Означает это, что:
Пора по пиву, пора,
Пора по пиву, пора,
Пора по пиву, пора,
Пора по пиву, пора,
Пора по пиву, по пиву, по пиву пора,
С ним не берет мороз, и не страшна жара!
Гимн пофигизму.
И все поют вместе с исполнителями. Кто как может, в меру вокальных способностей. И я тоже – мне все равно, кто и как меня оценит. По-моему, друиды тоже поют. Я успокаиваюсь. Все и впрямь будет хорошо. Потом вздрагиваю и открываю глаза. И бессмысленно улыбаюсь. Передо мной огромная кошачья голова с бездонными глазами цвета хвои. Живыми и вполне себе вдохновенными. Получилось!
Надо ли говорить, что с Маней после этого случая мы накрепко подружились?
А сосняк друиды восстановили всего за несколько дней.
* * *
Между тем пришел декабрь-месяц, а с ним и зима. У ворот теперь стояли стражи-воины. Огромные, закованные в броню, неподвижные. До поры – до времени. Мне Борис Иванович объяснял их принцип действия, но я только поняла, что они не живые, и что им ни мороз, ни жара, ни маги-самородки – не помеха. А еще почувствовала, что начальство не очень-то одобряло этих киборгов. В чем была причина его недовольства, он мне не стал докладывать, сослался на мое негативное отношение к «политике». Стрелки перевел, короче.
Земля покрылась снегом, день стал совсем коротким. Мой трудовой (и выходной) день начинался с пробежки. Каждое утро, практически в любую погоду, я мчалась по тропинке, в лес, где ждала меня Маня. У нас образовался забавный симбиоз. Многоножка утрамбовывала мне снег, а потом, свернувшись кренделем, смотрела, как я тренируюсь. Нередко она провожала меня обратно. Нам было хорошо вместе – я и раньше была неравнодушна к хвойным, а уж после пережитого и Маня меня полюбила. Она вообще изменилась – стала душевнее, что ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117