Святитель какой-то предстал и звонить ему велел. Смущенный служака отвечал: «Как могу звонить без приказа Протопопова?» Но дивный гость отвечал: «Звони скорей, не бойся! Мне некогда! После службы торопиться мне надо под град Казань… на помощь царю и государю вашему, Ивану Боголюбивому всея Руси…» Сказал и исчез…
Значит, сами силы небесные идут на помощь замыслам царя. Чего же тут бояться?
И молча стоит, глядит Иван на Свияжский городок, глядит в ту сторону, где берег казанский синеется…
– Государь! – осторожно заговорил окольничий боярин Федор Григорьевич, отец Адашева. – Как пожалуешь? Ночлег тебе в городке изготовлен, в доме у протопопа соборного… Лучший двор, какой нашелся… Уже вечер близко.
– Мы в походе! – живо отозвался царь. – Шатер нам пускай размечут. Царь при войске живет. Какая воинам доля, так и вождю подобает!.. – невольно повторил Иван слова великого македонца, сказанные им, когда ему одному подали пить на виду умирающих от жажды солдат…
Одобрительный говор прошел между воеводами и князьями, блестящим кольцом окружающими державного вождя. Быстро и в войске весть разнеслась:
– С нами в шатрах царь стоять пожелал!
И позабыли свою усталь измученные люди; словно дети, утешенные новой игрушкой – любовью, вниманием к ним верховного вождя…
13 августа, в субботу, пропировав в шатрах накануне весь день с воеводами, вошел торжественно Иван в свой новый Свияжск-городок. Колокольным звоном, хоругвями и иконами, крестным ходом духовенство и горожане встретили царя.
А там, через неделю и за Волгу войска перевалили, за последний рубеж, отделяющий русскую рать от Казани.
Еще неделя прошла. Вызовами и переговорами обменялись казанский и русский цари… Обычай исполнили.
Русские стали места вкруг города занимать, окопы копать, валы насыпать… И немало еще недель затем прошло. Незаметно глубокая осень надвинулась, холодная, дождливая, какая всегда бывает в этих болотистых, дремучих лесах…
Крепко обложила Москва Казань-город. Да и татары упрямы: бьются, не сдаются.
А выхода им все-таки нет никуда! Где пробиться, если всех-то воинов тысяч тридцать в городе, в крепости казанской, а кругом полтораста тысяч облегло… И с большими пушками, с осадными орудиями… А царь, изменник казанский, Шах-Али, когда убегал из юрта, последние пушки татарские попортил, как Адашеву и пообещал. И обороняться татарам почти нечем. А осада без конца тянется…
Куда ни глянь – палатки, шатры русские белеют; ряды туров, корзин плетеных, землей набитых, видны. Словно змеи темные, извиваются они длинными изгибами. А за турами – неутомимые черти, гяуры со своими пищалями, да бердышами, да со всяким оружием…
Еще 23 августа полки разместились так, как Иван с воеводами установил. На Царевом лугу, против города, от Волги-реки – царь со своим Царским полком и с хоругвью священной, со знаменем царским, осененным тем самым чудотворным крестом, который был еще у Димитрия-князя на Дону.
Широко сначала стояли русские войска. Но понемногу все уже стягивалось кольцо…
Полтораста тысяч сошлось воинов, не считая челяди при служилых людях, не считая обозных и ремесленных людей. А с этими и все три сотни тысяч наберется. Целый полотняный и дощатый город, больше самой Казани, в ночь одну вырос у самой Волги, где раскинули свои лавки и склады приехавшие за войском купцы и торговцы провиантом.
Каждый десяток ратников должен был выставить по одной туре, наполненной землей, да все без исключения воины обязаны вытесать и принести на место по бревну для осады, для завалов и стен, для бесконечного тына, который второй стеной обежал все крепостные твердыни казанские, преграждая всякий доступ к осажденным.
В глухую ловушку попали казанцы…
А за тыном, словно кроты в земле, роются русские, все ближе к стенам подбираются… Ни вёдро, ни дождь не остановят их работы.
Да не много и видели светлых дней русские с тех пор, как под Казанью стоят.
Шаманы и дервиши мусульманские, которых много засело в осажденном городе, каждое утро стали на заре взбираться на городские стены и, на виду у русских, вертелись, заклинания громко выкрикивали, творили какие-то обряды таинственные. Словно накликанные этим чародейством, тучи вставали с Волги-реки, потоки дождевые с неба падали, заливая низкие места под городом, где раскинулись станом полки московские. Ров вокруг города переполнен водой… Даже в тех шатрах, которые расставлены осаждающими на более высоких местах, и там все мокнут до нитки под ливнями холодными, осенними.
Плохо в шатрах, особенно в бурные, ветреные дни. Холодная, дождливая осень царит, какая редко и бывала в этих местах. Бури начались… В одну ночь ветер был так силен, что опрокинуло даже большой, тяжелый шатер царский, и, вскочив в испуге, Иван остаток ночи провел в походной церкви, тоже в шатре устроенной, пока приводили в порядок его ставку.
Плохо в шатрах! А и того хуже в окопах, которыми окружили весь город русские, чтобы отрезать татар от целого мира.
Извилистой линией со всех сторон приближаются к самой стене траншеи осаждающих глубокие рвы, от дождей наполовину залитые водою, прикрытые большими корзинами с землей, турами, от пуль и стрел татарских.
В траншеях, не сменяясь порой по целым неделям, сидят ратники, не дают татарам частые вылазки устраивать, как те было начали сперва.
И три церкви здесь же, в шатрах больших, установлены. Не оставляет царь и на войне богомольных обычаев, являя пример войскам. У Кабана-озера, с ногайской стороны, Шах-Али с Передовым полком и с Большим полком стоит. Юрий Шемякин, князь Юрий Пронский, князь Федор Ярославский и Федор Троекуров, со своими стрельцами в «ертоуле», авангардом выдвинуты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108