Седьмого я выехал, вчера был в Симферополе, сегодня – девятое.
– Разумеется, – согласился с улыбкой следователь. – Чтобы быть в Ялте в ночь убийства, вам пришлось бы воспользоваться аэропланом. Но я и не числю вас среди подозреваемых. Не числю, но обязан спросить. А что хотели спросить вы?
– Первое: как себя чувствует Глаша?
– Глафира Станиславовна находится в тяжелом состоянии, – сказал Вревский. – Но мы рассчитываем, что она придет в себя и нам поможет.
– Могу я ее навестить?
– Вряд ли доктор разрешит разговаривать с полутрупом.
Андрей даже поморщился. Следователь вызывал в нем антипатию. Такой молодой, лет тридцать, а уже два просвета в петлицах.
– Меня пригласили вести это дело, – сказал Вревский, как бы отвечая на невысказанный вопрос Андрея, – потому что я случился здесь по совсем другому делу. Однако, узнав о случившемся, великий князь, Александр Михайлович, который был знаком с вашим отчимом, лично попросил найти для дела опытного специалиста. Ему пошли навстречу. – Вревский наклонил голову и превратился в желтого низколобого ежика.
Он принялся пить кофе, отставив толстый крепкий мизинец, и этот жеманный жест усилил неприязнь Андрея к следователю.
– Вижу, вы покончили с завтраком? – сказал Вревский, поднимаясь и не сомневаясь, что Андрей последует его примеру. – На улице прохладно. Может быть, вам следует одеться?
– Нет, спасибо, – сказал Андрей.
– Тогда продолжим наш разговор на набережной, – сказал Вревский, – по дороге в дом господина Берестова.
Он пропустил Андрея в стеклянную дверь.
– Я вообще не сторонник формальных методов расследования, – сказал следователь, щурясь от холодного осеннего солнца и натягивая фуражку чуть набекрень, отмерив пальцем середину козырька. – Доверительная беседа на свежем воздухе может дать более чем долгий и изнурительный допрос.
– Мне кажется, – сказал Андрей, – что вы разговариваете со мной как с подозреваемым. Но я же не имел ни физической, ни психической возможности совершить преступление.
– Что касается физической возможности, это мы проверим, а вот касательно интересов иного плана – тут все сложнее. Вы ведь наследник господина Берестова?
– Я и не знал.
– Знали, голубчик, знали. Кому как не вам наследовать его имущество?
– Есть Глафира.
– Ах оставьте, – усмехнулся Вревский. – При чем здесь Глафира?!
Одноглазый чистильщик пиратского вида сидел под балконом у ванн Роффе, рядом с ним на невысокой табуретке – молодой человек в пиджаке и кепи. «Не он ли, – подумал Андрей, – преследовал меня ночью? Сказать об этом следователю? Ни в коем случае».
Чистильщик узнал Андрея, подмигнул ему и крикнул:
– Чистить-блистить, добро пожаловать!
Молодой человек встал и медленно пошел по набережной так, чтоб Андрей не видел его лица.
– Существует заверенное нотариусом завещание, – сказал Вревский, – на ваше имя. Оно составлено несколько странно, я с ним ознакомился, однако вы пока что прочесть его не можете, так как официально ваш отчим числится без вести пропавшим, а не усопшим.
– Значит, и вы не имели права читать завещание.
– Совершено преступление, господин Берестов. Я представляю собой правосудие, и я сам решаю, какие шаги надо предпринять, чтобы оно восторжествовало.
– Есть закон, и он выше любого следователя.
– Ах, голубчик, сейчас идет великая война и не время рассуждать о мелочах.
Откуда он научился этому «голубчику»? Наверное, был офицером, да потом выгнали. Андрей знал, что несправедлив, так как Вревский наверняка закончил университет.
– Наследник в следственной практике – наиболее очевидный подозреваемый, – рассуждал между тем Вревский. Со стороны они, наверное, казались приятелями, гуляющими после завтрака. – Вы ведь живете в Москве, нуждаетесь в средствах и не чаяли дождаться, пока старый отчим добровольно скончается. А он у вас крепкий.
– Прекратите! – сказал Андрей. – Я уйду. Я не намерен выслушивать ваши инсинуации.
– Тогда мы будем беседовать с вами в другом месте. – И тут же Вревский переменил тон на фамильярный. – Андрей, голубчик, – сказал он, – я не склонен подозревать вас более других. Но у меня сволочная служба – прежде чем отыскать виновного, я должен оскорбить подозрением многих невинных. Давайте надеяться, что я обидел вас – не более. Но в рамках исполнения своего долга. Для меня ведь была небезынтересной ваша реакция. Виновные ведут себя по-одному, невинные – иначе.
– А я?
– Черт вас знает. – И Вревский рассмеялся.
Они свернули наверх, стали подниматься в гору. С каждым шагом все более хотелось повернуть и уйти. Потому что Андрею претило войти в дом в сопровождении безжалостного человека, который будет следить за каждым его движением, за каждым словом.
– Поймите меня правильно, – сказал Вревский. – Даже если я не буду вас подозревать, дело не станет менее загадочным. Есть версия простого грабежа, которая никак не сообразуется с исчезновением Сергея Серафимовича, есть версия политическая, которую я не исключаю. С ней не сообразуется грабеж. Скажите, кто, кроме вас, знал о тайнике в полу?
– О каком тайнике?
– Все. Попался, голубчик. Даю сто против одного, что вы о нем знали. По глазам вижу – вы плохо лжете.
– Я знал об этом тайнике, – сказал Андрей. – Но, честно говоря, забыл.
– О таком не забывают. Теперь расскажите, что там было.
– Не знаю.
– Чепуха. Господин Берестов наверняка вам все показал.
Они вышли на улицу, что вела к дому отчима.
Сверху бежала Лидочка. Без шляпы, широкая юбка голубого платья развевается как флаг. Она бежала, расставив руки, будто хотела с разбега обнять Андрея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105