Но, ничего не заподозрив, он быстро вернулся к машине.
К сожалению, в лодочном сарае отсутствовали батареи, или, по крайней мере, ни одна из них не работала, а у ФБР не было такого снаряжения, которое согрело бы двух агентов. В результате Натли и Бриско замерзли невероятно. Голые стены лодочного сарая обледенели.
— Сколько мы уже здесь сидим? — спросил Натли.
— Два часа, — ответил Бриско.
— Тебе холодно?
— Что за дурацкий вопрос? Я уже инеем покрылся. Конечно, я чертовски замерз.
— Почему же ты не принес шапку? — спросил Натли. — Знаешь ведь, мы теряем большую часть тепла через голову. Следовало бы взять с собой шапку. Именно поэтому тебе теперь и холодно. Следовало взять шапку.
— Знаешь что, Натли?
— Что?
— Я ненавижу тебя.
Позади них мягко крутились бобины записывающего устройства, запечатлевавшего разговор двух агентов. Все должно записываться — таково было условие этой операции: все! Даже если при этом фиксировалась ненависть Бриско по отношению к Натли из-за наличия у последнего теплой шапки.
* * *
Охранник Оливер Джадд услышал ее прежде, чем смог увидеть: тяжелые, шаркающие шаги по покрытому ковром полу; она тихонько разговаривала сама с собой на ходу. Он с глубоким сожалением встал со своего места в комнатенке охраны и двинулся прочь от телевизора и обогревателя, который согревал ему ноги. За окном царила таинственная тишина, предвещавшая дальнейшие снегопады. Ветра не было, но погода стояла отвратительная.
Совсем скоро дела пойдут еще хуже — в декабре так всегда бывало, — но здесь, на дальнем севере, хуже становилось гораздо быстрее, чем где бы то ни было. Иногда жизнь на северной Мэне становилась сущим кошмаром.
Охранник быстро направился к ней:
— Эй, леди! Леди! Что вы здесь делаете? Вам надлежит быть в постели. Вы же можете встретить свою смерть.
Пожилую женщину, видимо, задели его последние слова, и она впервые взглянула на Джадда. Она была маленькой и тощей, но держалась так невероятно прямо, что это придавало ей необычайную внушительность, особенно по сравнению с остальными обитателями дома для престарелых «Санта-Марта». Джадду показалось, что она не так стара, как другие жители дома, которые выглядели такими древними, что в прошлом могли бы стрелять сигареты у участников Первой мировой войны. Этой женщине, однако, было, самое большее, около шестидесяти. Джадд отметил для себя, что если она и не была старой, то, определенно, производила впечатление сумасшедшей, совершенно безумной. Ее длинные распущенные волосы серебристо-серого цвета свисали до самой талии. Ярко-голубые глаза смотрели прямо сквозь Джадда куда-то в пространство. На ней были коричневые высокие ботинки, ночная пижама, красный шарф и длинное голубое пальто, которое она застегивала на ходу.
— Я ухожу, — заявила она. Выговорила это спокойно, с абсолютной уверенностью, как будто бы не было ничего необычного в том, что шестидесятилетняя женщина собирается покинуть дом для престарелых на севере, у Мэна. Уйти вот так, в одной ночной рубашке под дешевым пальто, в ночь, когда синоптики обещали много снега, температуру минус шесть и ледяная корка уже покрыла землю. Джадд никак не мог понять, как ей удалось проскользнуть мимо сестер и даже добраться до дверей здания. Некоторые из этих бабулек обладали лисьей хитростью, полагал Джадд. Только повернись к ним спиной, и они ускользнут, направившись в сторону ближних холмов или к своим прежним любовникам, которые умерли тридцать лет назад.
— Разве вы не знаете, что вам нельзя уходить? — вслух произнес Джадд. — Вам следует вернуться в постель. Я сейчас схожу за медсестрой, а вы оставайтесь на месте. Мы найдем того, кто сможет позаботиться о вас.
Пожилая женщина перестала застегивать свое пальто и снова пристально посмотрела на Оливера Джадда. Именно тогда Джадд впервые осознал, что она была чем-то сильно напугана: на самом деле она смертельно опасалась за свою жизнь. Он не мог сказать, откуда узнал это, просто какое-то примитивное чувство передалось ему, когда она приблизилась вплотную. Ее глаза сделались огромными, взгляд — умоляющим, а руки, более не занятые пуговицами, мелко дрожали. Она была так напугана, что Джадду самому стало не по себе. Затем женщина заговорила.
— Он идет, — сказала она.
— Кто идет? — опешил Джадд.
— Калеб. Калеб Кайл идет.
Взгляд старой женщины был почти гипнотическим, ее голос вибрировал от ужаса. Джадд покачал головой и взял женщину за руку.
— Ладно, — сказал он, усаживая ее в виниловое кресло в коридоре. — Вы посидите здесь, а я пока схожу за медсестрой.
Кто это — Калеб Кайл? Имя показалось знакомым, но Джадд все равно ничего не мог понять.
Он уже набирал номер сестринской, когда внезапно услышал неясный шорох у себя за спиной. Обернувшись, он увидел прямо перед собой все ту же пожилую женщину: ее глаза как бы смотрели в одну точку, губы были плотно сжаты. Она занесла обе руки над его головой, и Джадд успел понять, что она держала в руках; он поднял лицо как раз в тот момент, когда тяжелая ваза обрушилась на него.
Затем наступила всепоглощающая темнота.
* * *
— Я не могу увидеть, что там, черт возьми, — произнес Приветливый Честер.
Окна машины были плотно закрыты, что вызывало у него приступ клаустрофобии; массивный торс Поли Блока ничуть не облегчал положения Честера, о чем тот только что поведал своему компаньону.
Поли потянулся к противоположной двери через Честера и вытер боковое стекло машины своим рукавом.
— Тихо, — сказал он. — Они едут.
Натли и Бриско тоже увидели свет фар, прошло несколько минут с тех пор, как радио Бриско снова ожило, чтобы проинформировать агентов о том, что машина уже двигается по дороге, направляясь к пляжу «Сказочный».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128