Затем, когда спокойная сцена вот-вот должна было кончиться, сбоку раздался резкий звук, неожиданно разбивший атмосферу. За ним, на радость публике, последовало приглушенное проклятье от одной из ожидавших за кулисами актрис. Волна хохота прокатилась по помещению, и миссис Муррелл сердито нахмурилась, глядя на сцену. Сцена неслась через несколько финальных секунд к своему предусмотренному завершению, и занавес быстро закрыл временную авансцену, чтобы скрыть театральных рабочих.
Огни в светильниках на стенах были сделаны ярче, и девушки с бутылками вина заскользили между рядами. Мисси Муррелл взглянула на человека в сером, у которого не было бокала, и сказала:
— Не хотите ли выпить?
Теперь она ясно различала его глаза, они были такими же серыми, как и его костюм.
— Нет, благодарю вас, — сказал он все так же мягко, хотя в помещении стоял тихий гул разговоров. — Вы ведь миссис Муррелл, не так ли?
Дэвиду показалось, что человек в сером старается не испугать миссис Муррелл, хотя было непонятно, почему она должна его бояться. По крайней мере, напуганной она не казалась.
— Да, это я, — подтвердила она. Она не спросила, как его зовут, некоторые из её посетителей предпочитали скрывать свои имена.
— Откуда у вас эта девушка? — спросил он. Это был невежливый вопрос, но он был задан без грубости, и миссис Муррелл нисколько не сомневалась в том, какую девушку он имел в виду.
— Её зовут Геката, — сказала миссис Муррелл, прекрасно понимая, что это не тот ответ, которого от нее ждут.
— Её всегда так звали? — спросил человек без тени удивления.
— Когда-то это была просто Кэт, — признала миссис Муррелл. — Но она жила с невеждами, которые обращались с ней как с идиоткой, хотя это не так, и обвиняли её в том, что она приносит им несчастье, чего она не делала. Они назвали её ведьмой и утверждали, что её посещает невидимый бес. Так что я назвала её Гекатой.
— И имя ей подходит? — спросил он без видимой иронии.
— Люди иногда становятся неуклюжими, когда она поблизости, — сказала миссис Муррелл. — Но это лишь потому, что она приводит их в смущение. Я не верю ни в приносящего несчастье черта, ни в магию, но вы вправе составить собственное мнение.
Человек в сером кивнул и позволил себе легкую, тонкую улыбку.
— Я так и сделаю, — добавил он.
Дэвид легко понял подтекст. Если девушка была одержима, она могла быть инструментом падших ангелов, как и он. Возможно, она была одним из их созданий, как Габриэль Гилл. Но если так, то что она тут делала? И зачем его прислали смотреть на неё?
Миссис Муррелл не видела причин, чтобы отказать себе в легкой иронии, раз уж её собеседник молчал.
— Возможно, — предположила она, — вы состоите в обществе физических исследований и разыскиваете уникумов?
— Так вы не только содержите бордель, но владеете даром медиума? — ответил человек в сером — серьезно, но так мягко, что в этом нельзя было усмотреть оскорбления.
— Я знакома с одним-двумя, — признала она. — Я знаю одного, который специализируется в материализации весьма хорошеньких привидений, если вы имеете вкус к сверхъестественному. Или вы всего лишь хотите убедиться, что ваша мамочка в порядке на Небесах?
— Если она там, — сказал человек голосом почти на грани шепота. Если бы миссис Муррелл не смотрела на его губы, когда они пошевелились, чтобы выговорить слова, она бы не смогла их разобрать. И вряд ли этот ответ предназначался ей. Она бы продолжила беседу, но её отвлекала одна из служанок, и когда она разрешила затруднения девушки, уже начинался следующий акт.
Миссис Муррелл знала, что сцена дефлорации, которая следовала после того, как поднимались кулисы, была слабейшей частью представления, а попытки актрисы улучшить её, вложив в игру максимум чувства, делали её скорее смехотворной. Проблема сцены заключалась, как полагала хозяйка, в том, что она выдавалась за кульминацию, и вся аудитория это понимала. Если бы история разыгрывалась как пародия на местные мелодрамы, от которых так сильно зависели театры полусвета, ортодоксальное изнасилование являлось бы вполне естественной развязкой, но восточный акцент придавал ей иной колорит. Здесь символическое изнасилование могло лишь быть прелюдией к следующему. В обманчивом языке порнографии турецкая похоть — или иной экзотический тип похоти — должна по необходимости заходить дальше, чем желания, заслуживающие более обыденных эвфемизмов. После того, как Софи сопротивлялась и пережила одно насилие, она должна была восстать против ещё большего насилия и большего ужаса, в то время как её сестра-проститутка изображала бы содомитское сношение с ней.
Дэвид не знал, насколько хорошо то, что он заранее знает сюжет пьесы, и он был бы рад освободиться от обязанности наблюдать игру. Увы, у него не было иного выбора, кроме как оценивать спектакль критическим взглядом его автора.
Миссис Муррелл поняла, посмотрев первую из двух ключевых сцен и измерив ответную реакцию аудитории, что сегодняшняя постановка была не слишком успешна. Она старалась изо всех сил на множестве репетиций, но никак не могла довести пьесу до совершенства. Как и другие зрители, она теряла терпение, желая, чтобы актриса поскорее разделалась со своей ролью, вместо того, чтобы отдаться течению событий. Она ставила эксперименты с актером-мужчиной и более реалистичным половым актом, но тогда сцена теряла напряжение, возникающее от извращенного подтекста, содержавшегося в её ненатуральности, и ещё сильнее заставляла аудиторию желать скорейшего естественного разрешения.
Когда сцена подошла к концу и Геката вышла на сцену снова, чтобы увести несчастную, опороченную Софи, публика была уже не так благодушна, как раньше, и кто-то с задних рядов выкрикнул приглушенное оскорбление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126