Он понял, что в отношении Люка Кэптхорна к деньгам была определенная логика, которую ни он, ни миссис Муррелл не могли полностью принять. Кэптхорн умрет, получив полное удовлетворение от каждого пенни, которое он когда-либо получил или украл, в то время как миссис Муррелл умрет, оставив свое возможное будущее в кладовой, нерастраченным. Её желание преувеличить свое состояние не могло оправдаться даже желанием оставить наследство, которым оправдывается все сословие капиталистов.
Оценив абсурдность действий миссис Муррелл, Харкендер был вынужден увидеть ещё большую абсурдность собственных действий. Он был настолько близок к смерти, насколько это возможно, все его чувства и эмоции были вторичны, его наполняла и раздирала боль. И он все же оставался оптимистом, чей разум устремлялся прямо в будущее. Каким бы смешным показалось Люку Кэптхорну то, что он отвергал и презирал ностальгию, отказываясь испытывать удовольствие от своих воспоминаний о времени, когда он был цел и здорово и способен удовлетворить свои чувственные потребности! Но Харкендер, тем не менее, упорствовал в убеждении, что он и миссис Муррелл по-своему правы. Он считал, что если они и извращены, то имеют полное право гордиться своей извращенностью. Он был человеком, никогда не стыдившимся опровергать ценности и идеалы остальных.
Хотя он не считал, что ему нужно срочно разобраться, почему миссис Муррелл была выбрана Зиофелоном в качестве его наблюдательницы, Харкендер держался настороже. Один или два раза он замечал события, которые могли бы дать разгадку. Когда Кэптхорн нашел Стерлинга, Харкендер некоторое время внимательно изучал миссис Муррелл, рассчитывая обнаружить некое равноценное знакомство, в этот период он подозрительно рассматривал каждого клиента её заведения. Шли месяцы, клиенты приходили и уходили, и те, кто казались потенциально интересными, оставались на задворках её жизни.
Харкендер восстановил свое прежнее терпеливое хладнокровие к тому времени, как она купила Гекату, но как только она это сделала, он убедился, что именно в этом заключалась роль, отведенная ей в сложной схеме Зиофелона.
Для миссис Муррелл ни в коем случае не было необычным покупать детей у их родителей — она считала это своего рода благотворительностью. Она платила символическую сумму — около шиллинга или половины гинеи, — чтобы забрать девочек у родителей, которые не могли их прокормить, и брала на себя ответственность спасения их от голодной смерти. Перенаселенность сделала массу девочек отверженным общественным материалом, и потому их не ожидало ничего лучше проституции. К их счастью, у мадам они попадали в высшие эшелоны этой профессии, а не в низшие слои, где джин и сифилис разрушили бы их за полудюжину лет.
Но Кэт была совсем не такой, как обычный поток девочек на продажу, и любая другая мадам в Лондоне не бросила бы на неё второго взгляда. Те, кто её продал, были необыкновенно рады избавиться от неё, её цена составила шесть пенсов, и они сочли это выгоднейшей сделкой. Даже Мерси Муррелл не считала, что купила девочку дешево, но она понимала, что сексуальные потребности мужчин иногда отрицают такие категории, как красота и привлекательность — чего не осознавали остальные.
Обычной практикой Мерси Муррелл был, конечно же, поиск привлекательных девочек, которые со временем и при правильном уходе могли стать ещё более симпатичными. Она отказывалась от дюжин тех, кто вырастет слишком скучными или простоватыми, хотя иногда требовался опытный взгляд, чтобы увидеть блестящую красавицу в истощенном ребенке. Но у неё также был вкус к необычному, и она понимала ценность гротеска. Кэт, ставшая, Гекатой была гротеском: у неё была искривленная спина и кривые ноги, что совершенно не компенсировалось хотя бы внешней привлекательностью. Но её взгляд светился страстью, которая по-своему притягивала. Ещё более интригующим — крайне интригующим, по мнению Харкендера, которое отчасти разделяла и миссис Муррелл, — было то, что она обладала репутацией ведьмы. Никто не обвинял её в варке зелий, произнесении заклятий, или в каких-либо других в злых намерениях, но поговаривали, что в комнатах, куда она заходила, рвались ожерелья, падали стулья, сами собой качались столы. Те, кто её знал, без колебаний объявили, что, куда бы она ни шла, её сопровождает вредный бес, язвительный и глумливый дух её уродства.
Миссис Муррелл охотно выложила шестипенсовик — зная, что это выгодная инвестиция.
Мысли Харкендера, шедшие параллельно мыслям миссис Муррелл, когда они вместе разглядывали её приобретение, вскоре пошли другим курсом. Для него слухи о сопровождавших появление Гекаты мелких несчастьях говорили об одержимости и полтергейсте, и он с самого начала знал, что, возможно, она всего лишь отчасти человек. Он немедленно задумался о том, не могла ли она быть одной из тех Иных, о которых писал в своей книге Люсьен де Терр, в чьих душах вспыхивали отблески прометеева огня, или одним из созданий вроде Габриэля Гилла, выкованного Зиофелоном из материи ангельской души.
Несмотря на то, что Геката была так же уродлива, как прекрасен Габриэль, Харкендеру несложно было вообразить, что в ней может быть нечто, и, когда и если ему позволено будет развиться, оно изменит её так же глубоко, как Габриэля. В конце концов, Зиофелон сделал миссис Муррелл его наблюдательницей не напрасно. Она могла обнаружить и воспитать некое тайное орудие Демиурга, которое сможет в итоге использовать ангел.
Харкендер также начал надеяться и истово желал, чтобы в случае с Гекатой ошибки, допущенные им в отношении Габриэля Гилла, были исправлены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126