Несмотря на все свои погрешности, это очень полезная карта. Но когда мы смотрим на самих себя глазами картографа, нам трудно что-то изобразить. К несчастью, декартовский образ интеллектуального духа внутри телесного механизма непоследователен, но нам нечего поставить на его место. Мы обладаем самосознанием, но не имеем четкого представления о том, что является сознанием и одновременно его объектом.
Возможно, существа, которых мы называем богами или ангелами, несмотря на все их волшебные силы, немногим лучше нас в данном отношении. Возможно, они даже находятся в худшем положении по сравнению с нами, так как у них нет собственных тел, потому они полностью являются духом, но не механизмом. Возможно, поэтому они так смущены произошедшими в мире вещей переменами, так как неизвестно, какие опасности и преимущества может предлагать материя, которую они смогут теперь населить. В таком случае они могут оказаться в тесной зависимости от своих человеческих посредников и существ вроде Сфинкс, так как может оказаться, что только несовершенные чувства таких материальных существ способны на создание описаний — научной карты — действительности».
Харкендер находил такие рассуждения не слишком занимательными, они отражали мысли, которые он сам не раз обдумывал, и потому были недостаточно оригинальными, чтобы относиться к ним с излишним почтением.
В самом начале, когда он впервые приступил к магической практике, он также воспринимал богов и ангелов в рамках картезианской философии — как огромные сущности ментальной природы, которые не ограничены телами, как люди, но свободны перемещаться по собственной воле, свободны творить материальные структуры, чтобы населять их или поселяться в любое уже существующее материальное создание. Так же, как Лидиард и Таллентайр, он знал, что надо приложить некоторое усилие, чтобы осознать факт существования нематериальных существ, и все же был способен на это усилие. Также как они, он не мог найти лучшего способа представить их себе. Но вскоре он отложил эти логические упражнения в сторону, чтобы сосредоточиться на иных материях. Лидиард и Таллентайр отходили от этих рассуждений неохотно и поэтому продолжали погружаться в неразрешимые загадки. Обсуждение событий, в которые были вовлечены ангелы, становилось, таким образом, весьма абстрактным, и Харкендер считал, что всегда гораздо увереннее распоряжался информацией, чем когда-нибудь смогут эти двое.
Харкендер никогда не верил всерьез, что эти могущественные картезианские создания образуют огромные армии под предводительством враждебных военачальников, как это старалась изобразить церковь, но он всегда был уверен, что они вовлечены в некое подобие вечной битвы друг против друга, и что мир духов в целом находится в неком хаосе. В духе дарвинистских представлений его века он пришел к выводу, что все это есть состояние космической битвы за выживание: борьба всех против всех, где сильнейший выживал за счет рационального хищничества. Это совпадало с описаниями Люсьеном де Терром конца Золотого Века и закономерного перехода к Веку Героев.
Тем не менее, Харкендер понимал, что хотя происходящее довольно точно выражало дарвинистскую идею борьбы за выживание, метафизические колебания не были простым отражением конфликта живых существ. Если сообщениям Люсьена де Терра о Демиургах стоило вообще доверять, ангелов невозможно было воспринимать как различных существ, все они — несмотря на их способности к трансформации — были существами одного рода. Борьба живых существ была, по существу, борьбой за воспроизводство, каждый вид старался увеличить собственное число за вычетом изъятого другими видами; битва существ душевного пламени была более простым делом личного выживания. Результатом борьбы между живыми существами становилась эволюция формы, которая давала постоянно усложняющиеся способы воспроизводства у потомков; но воображаемые Демиурги Харкендера уже обладали всевозможной изменчивостью формы, если бы они захотели попытаться её использовать. Таким образом, в то время как борьба живых видов приводила к разнообразию и усложнению форм, борьба Демиургов приводила к сокращению их количества и усилению осторожности в использовании ими своих сил.
Лидиард и Таллентайр в ходе своих бессистемных дискуссий приходили к тем же выводам, но Харкендер терял терпение от того, как Таллентайр ограничивал их бесконечными «если» и «но». Ему же вывод казался очевидным.
Харкендер был готов признать, что создание Вселенной было, по определению, единым Актом единого Творца. Он также полагал возможным выходом из сложившейся, по его мнению, ситуации, что борьба Демиургов приведет к победе одного-единственного из них. И в этом он находил связь между прошлым и будущим, замыкание кольца времен, единство Альфы и Омеги. В то время как в промежутке лежало ничто, восстание перемен и раздробленности, полное шума и ярости, в конце не приводило ни к чему существенному.
Если это было так, заключил он, то намерением Зиофелона — и любого другого Демиурга, которые ещё существовали, чем бы они ни являлись, — было поглотить всех противников и стать единственным Богом. В итоге, в соответствии с этим выводом, борьба за выживание и борьба за абсолютную власть становилась одним и тем же.
Это намерение казалось Харкендеру достойным и понятным. Но когда Лидиард выдавал какую-нибудь похожую версию, Таллентайр тут же высказывал сомнение.
«Я знаю, тебе было дано видение верховного Бога, — говорил он, — но я намерен опустить это как галлюцинацию, рожденную твоим прежним религиозным воспитанием, от которого мы оба отказались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126