Я прямо сейчас пойду и подам заявление.
Девушка умчалась прочь, как персиково-белый вихрь.
– О Боже мой! – Эдвина схватилась за сердце. – Что ее подтолкнуло к этому?
Прескотт посмотрел на Эдвину:
– На романтичных юных особ обычно производит неизгладимое впечатление, когда состоятельная дама выходит замуж за бедняка. По любви.
– Но какое все это имеет отношение к моему обществу?
– Наша помолвка привлекает внимание к вашей персоне и как следствие – к вашим свершениям. Самое заметное среди них – ваше Общество образования и развития женщин.
– Я и представить не могла, что созданное мною общество получит столь широкую известность. – Эдвина тяжело вздохнула. – Мои родители будут страшно недовольны.
– Значит, то, что сказала девушка о ваших родителях, – истинная правда? Они не одобряют вашу деятельность?
– Создание дамского общества? Не одобряют – это слишком мягко сказано! Они просто в шоке. – Эдвина приложила пальцы к виску, потому что голову пронзила резкая боль. – Они и слышать ничего об этом не хотят.
– Я понимаю, что такая злая гарпия, как ваша свекровь, может не быть достаточно просвещенной. Но почему ваши родители не одобряют организацию такой прогрессивной направленности, как ваше общество?
– Ну, как вам объяснить… Во-первых, отец находит унизительным тот факт, что мы занимаемся сбором одежды для бедных и к тому же сами ее развозим. Его шокирует, что мы помогаем женщинам, попавшим в тюрьму. Он не выносит моих ученых подруг, которых называет «синими чулками», не приветствует, что ко мне домой часто съезжается уйма народу, когда мы проводим собрания членов общества. Ну, в общем, слишком долго перечислять… – Эдвина вздохнула. – Я не понимаю своего отца и вряд ли когда-нибудь смогу понять.
– Может, истинная причина его недовольства кроется в том, что ему прекрасно известно, что происходит в его собственном клубе? Обильные возлияния, азартные игры, сомнительные компании, о которых домашним неприлично рассказывать… Ничего ужасного, но посторонних лучше в это не посвящать.
Продолжая тереть висок, Эдвина улыбнулась одними уголками губ.
– Вы говорите так, словно знакомы с моим отцом.
– Нет, с вашим отцом я не знаком, однако знаю нескольких других папаш. Они считают, что имеют право жить по другим правилам, нежели их собственные дочери. И я не могу их в этом винить. Хотя у меня самого вряд ли когда-нибудь будут дети, я смею сказать, что, будь у меня дочка, я бы запирал ее в комнате на замок и не подпускал к ней мужчину на расстояние пушечного выстрела.
Эдвина недоуменно захлопала ресницами.
– Вы сказали, что у вас вряд ли когда-нибудь будут дети. Почему, интересно?
– Нетрудно заметить, Эдвина, что я не создан для брака, а давать жизнь детям вне брака и создавать им тем самым дополнительные трудности в жизни я не намерен.
– Не созданы для брака? – Эдвина выпрямилась. – А мне показалось, что как раз наоборот.
– Весьма забавно, – раздраженно проговорил Прескотт. И его лицо стало непроницаемым.
– Я говорю совершенно искренне, Прескотт. Признаюсь, меня несколько обескуражило то, как вы восстановлены против брака. Может быть, это из-за того, что ваши родители дали вам жизнь вне брака?
Прескотт недовольно нахмурился. Он не ожидал, что Эдвина будет настойчиво муссировать эту тему. Ну и что! Она все равно будет продолжать его расспрашивать! Эдвина ничего не могла с собой поделать: этот вопрос был для нее слишком важен.
– Это потому, что я не смогу быть хорошим семьянином, – проговорил Прескотт сердито. – Просто не такой я человек по складу характера.
– Я не могу согласиться с вами. Вы прекрасно умеете слушать другого человека, что, к сожалению, редко встречается у мужчин. Кроме того, у вас прекрасное чувство юмора. Вы надежны и заслуживаете доверия. По-моему, любой отец и муж должен обладать этими прекрасными качествами.
– Ваш супруг обладал хоть чем-нибудь из этого набора достоинств?
– Н-нет… По правде сказать, ни одним из них он не обладал.
– Что и требовалось доказать! Женщинам не нужны хорошие слушатели. Им нужны деньги, положение в обществе, осуществление честолюбивых надежд. А идеальный вариант – получить все, вместе взятое. А я им ничего из этого не могу предоставить. – Прескотт разгорячился. – Более того, я ни за что на свете не пойду на величайшую в мире глупость, навечно приковав себя к какой-нибудь одной женщине.
Это было произнесено с таким пылом, с такой внутренней убежденностью, что Эдвина выпрямилась и пристально посмотрела на Прескотта.
– Я не представляла, что вы такого низкого мнения о женщинах.
– О, ну что вы! Я очень люблю женщин. Я их просто обожаю! Но я ни за что не положусь ни на одну из них. Никогда в жизни!
Наступила неловкая тишина. Было только слышно, как щебетали птицы, а рядом галдели играющие дети.
Эдвина покачала головой, до глубины души расстроенная его признанием.
– Мне интересно знать, Прескотт, кто так сильно вас ранил, что вы разом ополчились на всю прекрасную половину человечества.
Прескотт отвернулся, снял шляпу и провел рукой по волосам. Он молчал, неподвижным взглядом уставившись на синевшее вдали озеро Серпантин. Его густые волосы отливали на солнце медью.
– Кэтрин Данн? – спокойно спросила Эдвина.
– В Андерсен-Холле я научился многому. – Он снова повернулся лицом к Эдвине и водрузил свою шляпу на место. – Она была только одной из многих моих учителей. – То, каким тоном Прескотт это произнес, не допускало никаких дальнейших расспросов, и Эдвине ничего другого не оставалось, как замолчать и продолжать сгорать от любопытства, строя догадки о том, что связывало в прошлом Прескотта и миссис Кэтрин Данн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92